Эрнест Зариньш - Заговор пушистых хвостов

Старейшины народа отправились на совет, а мы ожидали своей участи в промозглой и холодной глиняной хижине.

Несмотря на то, что мы все оставались связанными, я не терял надежды освободиться, развязать моих товарищей, и тайком пробравшись на корабль, вечером дать залп из всех орудий распугав стражу, и предоставив моим друзьям возможность перебраться на наше судёнышко.

Перетереть толстые верёвки, которыми были связаны мои руки мне не удавалось, поэтому я решил перекатываться ближе к двери, около которой, примерно на высоте груди был повешен факел. Если уронить его на землю, есть шанс, что он не потухнет, и я смогу пережечь мои путы.

Но, к сожалению, когда я уже начал ослаблять верёвки на ногах, чтобы подняться на высоту освещающего нашу камеру факела, я услышал за дверью шорох, который усиливался и я различил в нем неторопливые шаги двух человек.

Это наверняка были охранники. Один из них с писклявым голосом, казалось усмехался в каждой своей интонации:

— Несчастные. Они не знают, как злится наш драгоценный мэр Кабукла, когда творят богохульства, когда так обращаются со стариками.

Про каких стариков говорил охранник, я так и не понял, хотя последующая речь раскрыла передо мной все карты.

Голос второго был глухой, как будто он постоянно говорил в какую-то яму, и как мне показалось, более смущённый:

— Может не стоит их сразу так… Ну, знаешь, они там много чего в жизни не понимают. У них пожилые люди это всего лишь отдыхают в своих горячих ванных, расслабляться и не приносят никому кроме себя особенной пользы, пока не теряют искру жизни. Впрочем, чего с них взять, они просто не чувствуют единения с природой, не понимают, что жизнь это та драгоценность, которую можно закопать, чтобы она после долгого жизненного пути принесла кому-то пользу. У нас же цивилизация высшего порядка. У нас стариков не мучают, и не заставляют превращаться в орудие в чужих руках…

Я слушал эти речи, и меня охватывало недоумение.

Какие старики, какие обычаи, какие орудия в чужих руках?

Самому старому из нас, писцу пограничной службы, который переписывал договора с теми странами, в которых мы оказывались, рассчитывал количество пряжи, благовоний, масла, чтобы нам не оказаться в проигрыше от торговли, даже ему было от сил несколько сотен лет.

Мы все были ещё молодыми.

Но, как только лесные жаворонки завели свою долгую песню, нас повели на совет старейшин.

Совет восседал на расшитых замысловатыми узорами красных парчовых подушках, которые стояли по бокам огромного бамбукового бунгало, в чаще леса, здание, напоминавшее плот, разместившийся на суше, в окружении плотного, почти непроходимого ряда кустарников, лопухов и репейника.

Старейшина восседал на небольшом, абсолютно не похожем на трон, стуле. Седушка его была продолговатой и накрытой скроенными вместе черно-белыми кусками шкур неведомых животных.

Странный запах в тал повсюду. Это было похоже на смесь острых специй, кукурузой мук и даже куриных испражнений. Я подумал «Если это был запах из местного тракира, есть нам не придётся очень долго, иначе нам грозит смерть от несварения желудка»

Впрочем, смерть нам может погрозить своим закостенелым пальцем намного раньше, освободив нас от пытки тошнотворной пищей ещё раньше. И, поскольку я любитель плотно поесть, не уверен, что для нас стало бы большим испытанием.

Мэр Кабукла, а, насколько я понял, именно он восседал перед нами, изображая в своём взгляде величие и непреклонность, был человеком смуглым, маленьким, впрочем как и весь этот народец, глаза его были мутноватыми, словно он устал за долгие годы смотреть на этот мир. Под носом его росли небольшие седые усики, отчего он казался мне похожим на крысу.

У него в руках был тонкий скипетр, который в иных обстоятельствах можно было принять за жонглёрскую палочку, с круглым набалдашником, и вырезанные на нем тигром. Само древко было странного вида, оно напомнило мне засохшую тёмную ветку дерева.

Тигр смотрел на меня своим хищным рубиновым глазом, словно гипнотизировал. А я вдруг выхватил краем глаза ту самую темноволосую красавицу, которую ещё вчера видел в бинокль.

Она тих стояла, закутанная в длинную белую шаль, из-за которой была похожа на цаплю, хотя шея у неё была не столь длинная. На голове у неё была надета небольшая соломенная шляпка. Странный вид, подумал я тогда. Шум и гам среди горожан не давал ни одному из нас вставить и слова, поэтому совет, восседавший слева от нас постоянно скрывался с места, и показывал толпе различные жесты, призывая наконец угомониться.

Но толпа была неумолима. Она требовала нашей смерти.

Наконец мэр выступавший в этом судилище как судья произнёс такую вот речь, которая ничуть не пояснила обстоятельства дела:

— Мы, верховный совет Кургуландии, учли то, что наши гости не имеют ни малейшего прочтения к своим старикам, с другой стороны, они воспитаны так своим многолетний опытом и бескультурным поведением своих предков. Мы отлично понимаем, что они отличаются от цивилизованных людей, примерно как гусеница о стоит от бабочки. Мы же находимся на более высокой ступени развития.

Но давайте зададимся вопросом, есть ли у нашей общины силы и желание, чтобы перевоспитать этих необразованных хамов, или мы может быть позволим им беспрепятственно уплыть в свою родную землю, так и не осознав свою провинность?

После этих слов, он обернулся к горожанам, которые пуще прежнего загоготали выражая тем самым явное неудовольствие и раздражение подобным исходом дела.

— Согласно правилам высшего суда, мы должны выслушать последнее слово обвиняемых.

Зал буквально взорвался криками и ужасными ругательствами.

Ни одному из нас выступить так и не дали.

В конце концов судья попросил увести нас, чтобы в заключении обсудить своё мерзкое поведение и принести нам свои извинения за хулу на предков.

Нас в этот раз отвели в огромное серое здание, где нас уже кормили мёдом и вкусными булкам и, которые пахли, правда уже упомянутом кукурузой, зато были вполне приемлемого качества.

И вот, уже под вечер, когда зажгли факелы, и я прилёг на тонкую подстилку, чтобы отдохнуть, в ухо мне кто-то прошептал:

— Я заметила твой взгляд, мерзавец! И если честно, ты мне тоже приглянулся, поэтому я пришла сюда тебя навестить, пока вас всех не поведут на костёр.

Я резко повернулся на другой бок, и понял, что передо мной с подносом тёплого хлеба стоит та самая красавица, которую я на суде так усердно разглядывал.

— Добро пожаловать в приют обречённых! — с горькой иронией произнёс я.

— Может быть вы мне хоть что-то проясните?

— Ну, пожалуй, хотя я сомневаюсь, что вас хоть что-то ещё может спасти. Меня зовут Алиса, я дочь бывшего магистра ордена Ночного орла.