Анна Степанова - День середины лета [СИ]

Пространство вздыбилось сотней тел, стеною вставших между Огнезором и подскочившими заговорщиками. Но он успел с растущим весельем отметить, как дергались те и падали с коек, путаясь в ногах и одеялах. Как ругались, подслеповато щуря глаза в полумраке…

— Будь добр, посвети, — приказал Гильдмастер одному из "своих" Псов. Тот с радостью вынесся в коридор, чтобы вернуться через миг с зажженной масляной лампой. Желтое дрожащее пятно света вырвало из полумрака фигуру темного мастера да спрятанное под маской лицо, позволяя врагам в полной мере оценить последствия встречи.

Однако лорд Амареш и без того успел прийти в себя достаточно, чтоб ото сна проморгаться да завопить на весь Тронный Зал:

— Убить его! Немедленно!

Но все равно как-то вопросительно вышло, нервно — словно сам себе он в эту секунду не верил.

Псы нападать не спешили: растерянно вертели мордами от одного хозяина к другому, ворчали и порыкивали. Огнезор же все шире растягивал губы в самодовольной ухмылке.

— Не слушаются? — спросил он с издевкой. И без тени страха шагнул в самую гущу Обращенных. — Сочувствую… Незнакомые амулеты бывают так ненадежны! Очень неосторожно с вашей стороны, господа лорды полагаться на то, в чем вы ни дьявола не смыслите!

Соратники Амареша дрогнули и попятились. Их глаза забегали, ища пути к бегству. И, что самое смешное, ни один не потянулся за оружием!

— Убить, твари! Я кому сказал?! — стиснул амулет в ладони, зло заорал старый лорд, теряя в этот миг всякую выдержку.

— Сидеть! — бросил Гильдмастер коротко.

И Псы единым слаженным порывом хлопнулись на плиты пола.

Взгляды заговорщиков скрестились на лице мастера — и в них теперь плескался отчетливый ужас.

— Вы обвиняетесь в государственной измене, заговоре против Трона и попытке переворота, — равнодушно сообщил им Огнезор. — Предлагаю немедленно сдаться, тогда вы все предстанете перед судом и сможете просить о снисхождении.

— Или что? — выплюнул Амареш, давясь бессильной яростью.

Легкая улыбка тронула губы Гильдмастера.

— Или МОИ Псы разорвут вас на месте, лорд, — проникновенно произнес он вполголоса, словно некой личной тайной поделился. — Разорвут в ПРЯМОМ смысле этого слова, на кожу, мясо и внутренности. Хотите?..

Кажется, кто-то из Амарешевых соратников рухнул в обморок.

В самый расцвет лета 905 года по имперскому исчислению тьма и кровь затопили улицы Небесного города. Тьма явилась из-под земли, из темных катакомб древней столицы, давно забытой и мертвой, — и багряная кровь побежала ручьями по светлому камню мраморных лестниц, по серому булыжнику мостовых — в черные желоба и колодцы, глубоко под землю…

Дабы принести законную жертву, напитать корни все еще живого города.

Живого вопреки всему…

Так написали впоследствии храмовые летописи, не желая называть имена порождений Проклятого Бога, своими клинками и телами проложивших путь к Золотому Трону для Наследника.

Да и как писать, кого прославлять, если армия безумцев-мятежников, подобно покорным рабам, в один миг склонилась перед Ледяным Дьяволом? Если обратились они против своих соратников по первому же его слову?..

Сколько бы ни твердили храмовники сквозь зубы о прощении, делать темных мастеров героями для черни было вовсе не в их интересах! Есть черта, которую Храм никогда не переступит…

Но, так или иначе, летом 905-го восставшие были повержены. Восстановлен порядок и законность.

И уже с раннего утра трупные повозки скрипели по столичным улицам, подбирая из-под стен и заборов тела неудачливых бунтарей. Осторожные торговцы выползали из подвалов, высовывали нос наружу — да с кряхтением и руганью принимались отдирать доски с заколоченных витрин и окон. Их жены, перекрикиваясь и судача, усердно оттирали мостовую перед лавками от крови, а ребятишки крутились под ногами, играя в грозных темных мастеров и трусливых повстанцев…

Небесный Город быстро возвращался к привычной жизни.

А через две седьмицы, ровно в серединный день года, как того требовала традиция, юный наследник, высокородный лорд Илан, принял Золотой Трон и новое имя. А вместе с ними — и всю Империю.

Так началась эпоха Астриоцеулинуса Десятого.

Ахаров в пещерке оказалось всего-то трое: какой-то смутно знакомый Илл'е косматый русобородый мужик, с ним — безусый нервный парнишка, то ли сын, то ли племянник, судя по фамильному сходству горбатых носов и буйной шевелюры. Да еще Леор…

И больше никого.

Бездымный тлеющий костерок, три лежанки из одеял и сена, груда мешков у заплетенной плющом стенки — вот и все нехитрое хозяйство, как раз постояльцам под стать… Однако утомленной сегодняшними бурями Илл'е эта простота казалась почти уютной — насколько вообще могло быть сейчас уютно где-либо ее разбитой и растерянной душе…

Здесь остро пахло травами, горящим деревом и морской солью. На белый песок под ногами тепло ложился узор из солнечных лучей, сочащихся откуда-то из дыр сверху, сквозь лозу и зелень листьев, отчего и полумрак в подземелье казался зеленым.

Меж валунов, в переплетении толстых древесных корней бил солоноватый родничок, поросший красно-зеленым мхом и старательно выложенный камнями — то ли сами рачительные ахары постарались, то ли предыдущие постояльцы. Контрабандисты, наверное. Леор говорил: одна из здешних нор ведет прямо к морю, вздохи и рокот волн даже можно услышать отсюда, если не шуметь… А еще в пещере есть другой вход — и укромная полянка в зарослях. Там сейчас ахарские лошадки пасутся, да крытая телега, как у бродячих торговцев, ждет путников…

Илл'а слушала его неловкое бормотание вполуха, все больше погружаясь в безразличное оцепенение. Поначалу еще двигалась, вяло и неохотно: разбирала вещи, устраивала лежанку, умывалась, что-то ела, совсем не чувствуя вкуса, — а потом совсем застыла у гаснущего костра, неподвижно и бездумно разглядывая красные угольки да серый пепел. И все сидела так, сидела, обхватив себя руками, не замечая ни заколотившей вдруг тело дрожи, ни наброшенного встревоженным Леором на плечи одеяла. Ни хмурых, беспокойных взглядов ахаров, ни осторожной — словно в доме с тяжелобольным — суеты…

Ни того, как неуклонно утекает день…

А перед самым закатом у варваров появилась компания…

Вначале треск снаружи раздался и ругань, а затем, сквозь ветви, маскирующие вход, в пещеру влетел вперед спиною парнишка-караульный. Грохнулся у самого костра, чуть не опрокинув котелок с горячей шархой. Распластался на песке, оглушенно тряся головою…

А следом и ОНА шагнула…

— Ага, так и знала, что здесь кто-то прячется! — проговорила издевательски. — То-то я нечто знакомое почуяла!..