Петр Ингвин - Зимопись. Книга вторая. Как я был волком [СИ]

— Хватит! — выпалила Люся.

Привалившись спиной к стене, она обхватила коленки, в них спряталось лицо. Типично женский способ ухода от проблем: «Я в домике».

— По-моему, ты спешишь, — высказал я свое мнение.

Она так не считала. Как и Тома в подобном случае. Говорить «не надо, не спеши, хорошим это не закончится» человеку, уже принявшему решение — что в колодец плевать.

— Взрослость — не только дети, — умно объявила Люся, укутавшись полотенцем. — Это отношения.

— Прямо вот не можешь без мальчика?

Девочка еще крепче закрылась от ветра несносной реальности.

Жаль, у них не водятся кошки, объяснил бы на примере. Пока кошечка тихая, игривая, спокойная, значит, рано. А начнет орать, хвост задирать и на стены бросаться, значит, уже да. Нужен котик.

— Уверена, что тебе так уж нужна эта взрослость? — ударил я в ту же точку.

Едва слышно раздалось:

— Я боюсь.

— Так в чем дело? Уйди домой. Скажи, поспешила, простите. Созрею — приду.

Силуэт девичьего лица поднялся с поджатых колен, направившись на меня невидимым прожектором искренности:

— Я не этого боюсь.

— Какая разница? Боишься, заставляешь себя — значит, рано. Вернись домой.

— Ни за что. Здесь я в безопасности.

Здесь?! А я считал себя умным человеком.

— Люся, я совсем запутался. Дома тебе страшнее, чем здесь? Тебя обижают?

— Никто не смеет обидеть ребенка.

Ребенка. Сама признает, что еще мала для равности.

— Боюсь, — продолжил тихий голос, — что меня высосет приходящий во сне.

Подождав немного и ничего не услышав, я спросил:

— Приходящий во сне… кто? Ты не договорила.

И тот мистер Негатив не договорил, когда мы бревна тягали. А узнать надо. Иначе — как бороться? Чем помочь?

Отлипнув от стенки, Люся упала животом на перину и змейкой подползла к моей голове. Горячие губы коснулись уха:

— Договорила. Это имя. Приходящий-Во-Сне. Ночной кошмар незамужних девочек.

Приехали. Местный Фредди Крюгер?

— Призрак, что ли?

— Не знаю такого слова. Но домой не вернусь.

Она откинулась на спину, запахнулась, взор вновь устремился во мрак потолочных сводов.

У меня возникла новая тема для любопытства:

— Живете с родителями? Кхм, с мамой?

Интересно, они всех маминых мужей зовут папами?

— Пока совсем маленькие. А вы?

— Тоже. Пока работать не начнем.

Удивленное лицо обернулось:

— Так рано начинаете приносить пользу племени? Молодцы.

— Если бы. В твоем возрасте еще с мамой живем. И в моем. И еще вот столько. — Я поднес к ее носу раскрытую пятерню и вздохнул: — Иногда и дальше.

— Врешь! — Она возбужденно перевернулась на живот. Локти расставились, глубоко утонув в перине, кулаки подперли щеки.

— Зачем мне врать?

— Не знаю. — Девичье лицо смотрело на меня: темное в ночи, бледное, недоверчивое. Смотрело в упор. — Ну, не врешь, просто выдумываешь. У меня подружка Арана такая же выдумщица. Говорит, что если оболочку, оставшуюся после того, как Приходящий-Во-Сне выпьет душу, наполнить водой, она будет продолжать жить без души. Когда я услышала, долго смотрела на всех со страхом: вдруг это оболочки? Потом подружка созналась, что все придумала. А страх остался. Вдруг она права? Как думаешь?

— Не знаю как у вас, а у себя видел многих, напоминающих ходячие оболочки. Глядишь на такого: вроде человек как человек. Ходит, работает, спит, ест. Семью заводит, даже детей. А приглядишься: одна оболочка.

Люся вздрогнула:

— Жуть. Среди нынешних ровзов есть такие?

— Не знаю. Я как бы не с ними.

Вытянувшаяся вдоль перины Люся сложила руки перед собой, опустив на них голову.

— У тебя есть дети? — прилетел ко мне следующий вопрос.

— Дети? — Нервный смешок прокатился по моему телу. Дети — у меня?! По нашим законам я сам ребенок. — Нет.

— У тебя плохо со здоровьем? Ой, бедный.

Я вспылил:

— Прекрасно у меня со здоровьем!

Даже отодвинулся, чтоб не демонстрировать, насколько.

— Тогда почему? Не верю, что тебя не выбирают. Ты же красивый.

Стремясь разглядеть, что со мной не так, она вновь сократила дистанцию.

— Ты давно женат? — упал новый вопрос, пока лицо внимательно разглядывало мои так и не так.

— Да не женат я!

Как объяснить другую жизнь тому, кто другой не представляет в принципе?

— Считаешь себя недостойным? Зря. Вернешься — обязательно женись. Будь ты человеком, я бы тебя выбрала.

— Спасибо на добром слове, учту.

— Может, боишься неудач? Тоже зря. У нас говорят: первая жена научит, чтоб с другими было круче. Или по-другому: первые дадут, что вторые возьмут.

— У нас только одна жена.

Повисла долгая пауза, связанная с перевариванием бессмысленной в ее мироздании фразы.

— Врешь ведь. Так не бывает. Как же остальные?

— У остальных тоже.

— А если ты еще кому-то нравишься?

— Их проблемы.

— А если тебе еще кто-то?

— Если нравится еще кто-то — не женятся.

— Так и живут холостыми, пока не сделают окончательный выбор?!

— Именно.

— Врешь, — уверенно произнесла она, положив подбородок на упор из одной ладони. Пальцы второй беззвучно забарабанили по полотну. На заднем плане ножки сложились одна на другую и тоже стали двигать пальчиками. Последнее было не столько видно, сколько слышно. Из-за этого мое чуткое ухо не могло избавиться от ощущения, что в постель снизу кто-то скребется. Это из-за рассказов об ужастиках. Только бы не поделиться впечатлением с девочкой, а то ее вообще кондрашка хватит. — Конечно же, врешь. Человек столько не выдержит без женитьбы.

— У нас встречаются и без женитьбы.

— Встречаются? Имеешь в виду… — Ее пораженное лицо поднялось: — Ворота на мосту не запираются?!

— У некоторых — да. Совершенно не запираются.

— Это грех.

— Да. Но некоторые на него идут.

— Зная, что гореть им в аду?

— Не думая об этом. Типа, это будет не скоро, а удовольствий хочется сейчас. Не поверишь, у скольких на груди крестик, а в груди нолик. Логика проста: как можно бояться адского огня, если душа нематериальна?

Люся засмеялась:

— Ой, забыла, что вы постоянно живете в аду.

— Еще в каком. Скажи, у вас кого называют папой, если есть такое слово?

— Конечно, есть. Как иначе?

— Один?! — не поверил я.

— Естественно. Папа — мамин муж.

— Каждые пять дней — новый?

— Иногда такие папы попадаются, обхохочешься! — вспомнила она что-то, вновь перевернувшись и положив руки под голову.

— Ты спрашивала про детей у меня. Как вы определяете, у кого есть?

— Ты же молодой. Если женишься меньше вот столько лун, — лежащая на спине, она сделала жест, будто сдается, и к моему лицу подлетели две пятерни, а один пальчик быстро поджался, — то детей нет.

Логично. Вместе с Люсей я подивился собственной глупости: не понимать столь очевидного.