Ярослав Морозов - Ларин Петр и машина времени

Пётр твёрдо решил поговорить с Ситниковым. Да, он нарушит тем самым Дисциплинарное Уложение, он снова нарушит ход истории, вызвав, может быть, ещё более горестные события… но разве не стоило всё это жизни его друга? Пётр решил про себя, что он должен всё рассказать Ситникову, даже если наказанием ему станет лишение всех его магических способностей.

«Жигулёнок» остановился на небольшой площадке совсем близко от Царскосельского, прямо возле легендарной водокачки. Строительная площадка, или просто пустырь, посреди которого нелепо торчал одинокий подъемный кран, была безлюдна. Часы Ситникова показывали без пяти девять.

Изобретатель вышел из машины и с сомнением снял свой дождевик, бросая его на заднее сиденье.

— Сегодня в Ленинграде весь день сохраняется ясная, безоблачная погода, — инженер-химик щёлкнул кнопкой встроенного в машину приёмничка. — Завтра ожидается небольшая облачность, незначительное понижение температуры…

— Пётр, не может быть ошибки? — Ситников критически огляделся вокруг, потом испытующе посмотрел на ранние звёзды, которые уже зажигались в вечернем небе. — Могли просто перепутать день. Какая разница в исторической хронике, в какой именно точно день ударила молния? И потом, хронику ведь составляли по пожарным сводкам происшествий, могли и перепутать. Могли случайно перепутать.

Пётр успокаивающе улыбнулся:

— Ситников, у нас метеослужба за двадцать пять лет так и не исправилась. И прогнозы погоды такие же неточные, как и сейчас.

Ситников снова вытащил дождевик из машины и положил его на капот. Он не переставал волноваться, и его тревога мало-помалу передалась Петру.

— Боже мой! — вдруг возбуждённо заговорил Ситников. — Я доживу до двадцать первого века. Я буду жить в две тысячи втором году. И у меня получится вот это — машина времени, на которой я смогу путешествовать по эпохам, о которых я всегда сожалел. И теперь мне предстоит знать об этом и ждать целых двадцать пять лет. Завтра ты будешь говорить со мной, а я останусь одновременно здесь и буду жить с этим ожиданием…

У Петра снова запершило в носу. «Пора!» — решил он.

— Послушайте, Ситников, — начал он, придав голосу максимальную взвешенность. — Сейчас мы с вами должны серьёзно поговорить. Для того чтобы запустить машину времени, вы позаимствовали партию урана у…

— Нет же, Пётр! Снова ты об этом! — Юлиан Ситников оборвал Петра так категорично, что тот понял: ему больше не удастся сказать ни слова. — Мы же с тобой договорились, — добавил инженер уже мягче, положив руку на плечо Петру. — Никому не дано знать своего будущего. Оно сокрыто от нас, и именно поэтому мы полноценно проживаем своё настоящее. Это знание убьёт для нас неповторимость каждой минуты, дорогой мой мальчуган! Мы живём и не боимся жить только потому, что не подозреваем, к чему это всё приведёт. И тебе не надо говорить мне ничего о моём будущем. Ведь даже если ты рвёшься мне что-то рассказать с самыми добрыми намерениями, это может ударить рикошетом по тебе или кому-то ещё. Я сам должен пережить всё, что приготовила для меня моя судьба.

Пётр кивнул. Спорить было бесполезно. Оставалось одно — отойти от Ситникова на несколько метров и беззвучно расплакаться.

Впрочем, немного успокоившись, Пётр решил сделать ещё одну, последнюю попытку. Порывшись в багажнике «жигулёнка», он нашел там новенький блокнотик в красном переплёте с позолоченным значком на обложке, таким же, какой носили почти все старшеклассники в школе его будущих дяди и тёти. Блокнотик предназначался участнику какой-то там комсомольской конференции. Пётр выдрал оттуда листочек (в уголке каждой странички тоже был изображён такой же значок) и быстро стал писать, пока Ситников снова углубился в свои расчёты:

«Дорогой мой Ситников!

Прошу Вас, не вынуждайте меня всю жизнь терзаться в том, что виноват в Вашей смерти, что был рядом с Вами, уже всё зная, и не смог заставить Вас меня выслушать. В ночь, когда Вы отправите меня в прошлое, Вас расстреляют террористы, у которых Вы украли уран. Прошу Вас, сделайте что-нибудь для того, чтобы всё было по-другому.

Ваш друг Ларин Пётр».

Он свернул листочек вчетверо, приписал сверху: «Ситников, не читайте этого до начала весны 2002 года, но, ради бога, не потеряйте это за 25 лет!!!» — и сунул пока себе в карман.

Пока Пётр писал, Ситников начал какую-то странную возню возле фонарного столба, бормоча при этом ругательства по поводу того, что он забыл в лаборатории гаечный ключ и теперь руками вынужден заворачивать гайки контактов.

— Добрый вечер! — послышалось вдруг сзади.

Подняв голову, Пётр увидел милиционера.

— Что вы делаете со столбом? — учтивостью в голосе и не пахло.

Ситников, стараясь говорить так, будто встретил доброго знакомого и теперь есть с кем поделиться своей невзгодой, ответил наигранно-беззаботно:

— Так, небольшой метеорологический эксперимент. Я метеоролог, знаете ли…

Недоверие в глазах стража порядка ещё больше возросло.

— А это что у вас? — он попытался приподнять чехол машины времени.

— Не трогайте, ради бога! Это очень дорогие инструменты. Они выписаны из-за границы, я везу их в Академию наук…

— А бумаги у вас на них есть? — поинтересовался милиционер.

— Конечно! — с готовностью ответил Ситников, плюхнулся на переднее сиденье «жигулёнка» и стал выворачивать из бардачка бумаги, которых там было огромное количество, делая вид, что ищет нужные. В сторону отлетело небольшое удостоверение в серой корочке. Милиционер взял его в руки и внимательно нахмурил брови. Минуту спустя он протянул его обратно Ситникову и, взяв под козырёк, пожелал Ситникову счастливого пути.

Пётр развернул корочку. Принадлежала она, конечно же, ситниковскому соседу, владельцу «жигулёнка», и являлась не чем иным, как пропуском в особо секретную лабораторию одного из НИИ, занимающихся космическими исследованиями.

Пока Ситников приводил в порядок разбросанные бумаги и снова аккуратно складывал их в бардачок, Пётр незаметно сунул бумажку в карман оставшегося на капоте дождевика. Туда же он сунул подобранный возле машины камешек — инженер-химик наверняка заинтересуется, что за тяжесть оказалась у него в кармане.

Когда стрелки ситниковских часов показывали без пятнадцати минут десять, Ситников начал снимать чехол с машины. Пётр выбрался из «жигулёнка». От нечего делать он поколдовал над первой выуженной из бардачка бумажкой, чтобы ещё раз взглянуть на фотографию семейства Спаса-кукоцких и удостовериться, что с ними всё в порядке.

— Ситников, что это? — вопил он минуту спустя, суя под нос изобретателю снимок. — Что-то получилось не так! Это другие люди! Я не знаю, это не они!