Ярослав Морозов - Ларин Петр и волшебное зеркало

Акула тоже повела себя довольно странно. Её разинутая пасть неожиданно захлопнулась, и Пётр мог бы поклясться, что разглядел на тупой и злобной акульей морде выражение удивления и испуга. Гигантская рыбина растопырила плавники и отчаянно забила хвостом, тормозя своё неудержимое движение, а потом перевернулась обратно на брюхо, стремительно скользнула прямо перед носом «Каракатицы», в последний раз ударила хвостом по воде, подняв целую тучу брызг, и ушла в глубину.

Капитан Раймонд, который стоял зажмурившись и крепко стиснув оскаленные зубы, осторожно открыл один глаз.

— Мы уже умерли? — поинтересовался он у Петра.

— Нет, — сказал Пётр. — Акула ушла.

— Как ушла? Почему ушла? Белый кит ушёл, не тронув добычу?

— Белый кит решил, что железный корабль морской гвардии будет ему не по зубам, — сообщил Пётр.

— Где? — испугался капитан. — Где морская гвардия?

— Её здесь нет, — терпеливо объяснил Пётр. — Просто белый кит её увидел… И дракон-охотник тоже.

— Тогда почему я её не вижу? — недоверчиво спросил капитан.

— Потому что мы находимся в зоне действия заклинания Повтора. Заклинание укрывает нас, заставляя всех, кто находится снаружи, принимать «Каракатицу» за железный корабль, но мы видим друг друга и корабль такими, каковы мы есть на самом деле. Не верите? Тогда велите принести зеркало и полюбуйтесь на себя.

Капитан окликнул матроса и велел принести из своей каюты зеркало. Зеркало ему немедленно доставили. Оно было сделано из полированного серебра и тускло блестело в лучах пригашенного магической плёнкой солнца.

Зеркало поставили перед капитаном, прислонив к перилам мостика. Капитан взглянул в него и испуганно отпрянул, увидев громоздкую фигуру морского гвардейца, закованную в чёрные латы, с двумя латунными полосками на правом наплечнике.

— Как вы себе нравитесь, господин Старший Морской Гвардеец? — насмешливо пропищал Свисток. — Главное, не свалитесь в воду от восторга! Вы ведь сами говорили, что железо не плавает!

Капитан свирепо покосился на него, но промолчал. Он снял шляпу и, отдуваясь, вытер вспотевшую лысину кончиком шейного платка.

— Ловко, — сказал он Петру, снова нахлобучивая шляпу на макушку. — Для чужеземца, пришедшего с той стороны, ты разбираешься в магии даже слишком хорошо. Можно подумать, что ты родился и вырос на Островах.

Пётр скромно потупился, а бестактный Свисток не упустил случая заметить:

— Это ещё полбеды. Главное, чтобы ты здесь не состарился.

Пётр оставил очередную выходку своего приятеля без внимания. Капитан был прав: порой Свисток вёл себя так, что его хотелось сбросить за борт, но при всех своих недостатках он был верным товарищем и в критических ситуациях неизменно оказывался на высоте.

…Рассекая острым форштевнем сапфировую океанскую воду, замаскированная под железный корабль морской гвардии «Каракатица» продолжала двигаться вперёд по маршруту, который никуда не вёл.

Ночи в здешних широтах стояли тёплые и даже жаркие. В матросском кубрике было душновато, и Пётр попросил у капитана разрешения заночевать снаружи, на палубе. Капитан Раймонд, который всё ещё не до конца оправился после встречи с белым китом, махнул рукой и сказал, что Пётр может ночевать где хочет — хоть на мостике, хоть в «вороньем гнезде» на верхушке мачты. Воспользовавшись этим, Пётр вынес из кубрика свой гамак и привязал его между правым бортом и грот-мачтой. Покачиваясь в верёвочной колыбели под плеск воды и монотонный напев рулевого, Пётр любовался мохнатыми звёздами и думал о том, что на Островах, в конце-то концов, не так уж и плохо. Тоска по дому немного притупилась; к тому же каким-то образом случилось так, что здесь, на Островах, в нём нуждались, в то время как дома без него легко могли обойтись и обходились все, кого он знал. Разве что ребята вздохнут с сожалением, вспомнив о нём, да шкода Машка пискнет жалобно, пробегая мимо двери его комнаты по своим хулиганским делам…

Даже Свисток, который не упускал случая ядовито пройтись по поводу здешних нравов и порядков, кажется, совсем освоился с морской жизнью. Засыпая, Пётр слышал, как он подпевал рулевому, уютно расположившись на колонке штурвала. Под этот дуэт «Каракатица» весело бежала неведомо куда, сияя в ночи своими жемчужно-розовыми сигнальными огнями.

Петра разбудил топот множества ног, тревожные крики и резкие трели Свистка — вернее, Волшебной Боцманской Дудки, подававшей команду «Свистать всех наверх». Пётр открыл глаза и только собирался сесть в гамаке, как через него кто-то перепрыгнул, едва не задев его по лицу грубым матросским башмаком. За первым матросом через Петра попытался перепрыгнуть второй, но неудачно: он зацепился за гамак, гамак перевернулся, и матрос вместе с сонно моргающим Петром с шумом грохнулся на палубу.

Солнце ещё не взошло. Небо на востоке только-только начало наливаться жемчужным светом, стояли серые предрассветные сумерки. Море было по-прежнему спокойным, но суета на палубе не прекращалась, а это означало, что снова происходит что-то неприятное и даже, может быть, опасное.

Пётр наконец выпутался из гамака, отвязал его от мачты и попытался понять, чем вызван этот кавардак в такой неурочный час. Судно снова неслось с бешеной скоростью, так что только ванты скрипели да хлопали, надуваясь в обратную сторону, прочные паруса из акульей кожи. Камуфляжный жилет дяди Иллариона с вышитым на спине револьвером — боевое знамя «Каракатицы» — даже не развевался, а неподвижно стоял в тугом потоке встречного воздуха, прямой и плоский, как доска. Поскольку разговора о том, чтобы кого-то атаковать, у них с капитаном накануне не было, Пётр решил, что они опять от кого-то улепётывают.

И он не ошибся. Поначалу, снова заметив в руках у матросов багры и вынутые из уключин вёсла, он решил, что вернулся белый кит, однако в следующий миг понял свою ошибку, увидев паруса.

Они были совсем близко и шли наперерез «Каракатице» — два странных, ни на что не похожих корабля, как будто сколоченных как попало из подобранного на ближайшей свалке мусора. На корявых, стоящих вкривь и вкось мачтах реяли лохмотья парусов, кое-как сшитых из грязной, разлохмаченной парусины и не менее грязных клочков кожи. В рваном такелаже висел какой-то мусор — возможно, это были обломки сгнивших и треснувших под собственной тяжестью рей. С низких пузатых бортов свисали куски обшивки, торчали какие-то доски и палки. Вместо палубных надстроек Пётр разглядел накрытые увядшими листьями шалаши из прутьев. У одного корабля бушприт был загнут крючком, а у другого, хоть и был прямым, смотрел куда-то вбок. Глядя на эти плавучие груды мусора, Пётр удивлялся, как они не развалятся на куски, однако те не только не разваливались, но и двигались с удивительной скоростью, намного превосходившей скорость «Каракатицы». Намерения их были ясны, как наступавший день: странные корабли собирались взять «Каракатицу» на абордаж.