Сергей Самаров - След Сокола. Книга третья. Том первый. Новый град великий

Так, видимо, и произошло. Речные берега, окруженные лесом, далеко разносили звуки. И стрельцы, издалека услышав звон и шелестение доспехов большого полка, начали приготовления, стали разминать застывшие в долгом ожидании конечности, усердно разминали себе пальцы, как главные инструменты своего мастерства [117]. В дополнение, на высокие берега с одной и с другой стороны Волхова выходило по несколько воев из засад Бравлина и Первонега, и знаками показывали, что свеи идут. Хотя это было, возможно, даже лишним. Но предупреждения, одновременно с главной задачей, еще и подтверждали стрельцам, что они не оставлены в своем составе перед сильной армией, и полки словен, русов и вагров здесь же, и готовы к сече.

Ветер шел по реке против течения, полуночный, дул в лицо стрельцам. Это был наилучший ветер для точной стрельбы. Кроме того, он уносил звуки засады за спины словен и русов, туда, где некому было эти звуки слушать. Так, одна из лошадей стрельцов-русов, почувствовав запах приближающихся других лошадей, попыталась призывно заржать. Правда, стрелец одернул повод, и прекратил ржание в самом начале, тем не менее, звук раздался, но внимания свеев он, видимо, не привлек, не насторожил их или же был просто отнесен ветром выше по течению Волхова, и потому оказался неслышим для воинов нашествия…

Наконец, свеи показались. Они шли двумя колоннами, стараясь держаться ближе к разным берегам. Колонна конных копейщиков передвигалась слева от стрелецкой засады, колонна погруженной на сани пехоты шла у противоположного берега. На долю семи десятков стрельцов Русалко опять достались конные воины. Но они уже давно привыкли воевать против конников. Еще во время недавнего длительного похода вместе с Годославом, когда расстреливали конные полки франкских рыцарей, выступая в той войне на стороне вагров. И даже сам князь Бравлин оценил тогда удачные боевые действия сотни Русалко.

Полынья на перекате парила на морозце, и это парение помешало свеям издали рассмотреть растянутый строй стрельцов. Даже если и увидели кого-то, то из-за парения полыньи не смогли увидеть, что перекрыта, по сути дела, вся река. Каждая из двух свейских колонн видела только тех, что были у нее на пути. А для большой армии это было не страшно. И колонны приближались в некотором, может быть, недоумении, но безостановочно…

Князь-посадник Гостомысл несколько раз обеспокоенно посматривал на Русалко и других сотников. Все стрельцы, и словене и русы, одинаково зажали между пальцами по пять стрел, но сами луки пока не поднимали, и не прицеливались. Гостомыслу казалось, что уже пора начинать, иначе противник может прорваться. Но сотники не торопились. Они хорошо знали, что колонны могут повернуть назад, и выйти из-под обстрела за ближайшим поворотом реки. И чем позже они это сделают, тем больше стрел придется израсходовать стрельцам. Конечно, уйти от бойни свеи не смогут. По всей протяженности колонн их вот-вот начнут расстреливать с берегов. В том и опасность вытягивания полков в колонны, что колонны эти можно рассечь, и уничтожить по частям. Кроме того, свеи должны понимать, что славянские дружины во многом именно из стрельцов состоят. Но даже те, кто не имеет сложных славянских луков, способны стрелять из луков простых, а это тоже достаточно опасно, когда дистанция минимальная. А стрелять начнут обязательно. С правого берега – колонну у берега противоположного, чтобы никто не нашел убежища под обрывом, с левого берега – колонну у берега правого. А потом, когда стрелы подойдут к концу, сверху на лед посыпятся полные справедливой ярости вои, и с разбегу будут врубиться в свейские ряды, если эти ряды еще сохранятся, и выбьют из туда, где стремнина шепчется о чем-то с тонким льдом. Тонкий лед тяжелых свеев не выдержит. У них же даже лошади сплошь доспехом покрыты. Тогда уже, как начнется сеча, и потом, когда лед треснет, стрельцам работы почти не будет, поскольку в толчее общей сечи, когда все мечутся, и постоянно меняю позицию, трудно выбрать чужого для прицельного выстрела. Хотя тоже можно. Но эти выстрелы будут редкими. А в прорубях топить стрелы смысла не много. Никто в тяжелом вооружении выплыть не сможет. А встать на дно можно только на перекате. Но долго ли простоишь в ледяной воде при морозе? Пойдешь искать, где на лед выбраться, и сразу ко дну отправишься…

– Русалко! – не выдержал все же князь-посадник, и поторопил сотника стрельцов.

– Еще чуток, княже… – Русалко взгляда не отрывал от колонны конных копьеносцев, и, не глядя, взял в руки свой берестяной рожок, так же не глядя вставил в него тростниковый мундштук, который вставляется перед подачей сигнала, а потом вытаскивается, и приготовился дать сигнал.

Сигнал, наконец, прозвучал, застучали тетивы по защитным пластинам. Колонна ринулась было вперед, туда, откуда летели в нее стрелы, но набрать скорость сразу ей помешали тела упавших с коней убитых воинов, и остановившиеся кони. Это вызвало путаницу, смешало ряды, нарушило стройность, которой всегда отличалась атака копьеносцев. Но тут к самым крайним стрельцам присоединились их товарищи, стоящие правее, ближе к центру реки. Колонну, чуть сдвинувшуюся вперед, уже не скрывал пар над перекатом, да и сами стрельцы сместились ближе к берегу, поскольку по центру к ним никто приблизиться не мог. А стрелы летели порциями. Каждый выпускал из по пять штук подряд, и редко какая стрела летела мимо цели. Лед уже плотно покрылся телами убитых и, изредка, раненых. Копьеносцы направляли коней вперед, но кони были умными животными, и не хотели наступать на людей, шарахались в стороны, беспокоились и волновались от запаха крови, били копытами. Но лед у берегов держал свеев. Пока никто не проваливался в воду. Видимо, мороз все же был достаточным, чтобы реку сковать. Но стрелы продолжали свой убийственный полет. И левая колонна сначала замерла, потом передние ряды начали разворачиваться, чтобы бежать от безостановочно летящей в них смерти, от которой даже щиты не спасали, потому что стрелы насквозь пробивали деревянные щиты, оставляя в древесине только оперение, в наконечники и древки пробивали доспехи так легко, словно они были из тонкой ткани сделаны. Спасения от стрел было возможно только в бегстве. И в это время сработал эффект толпы. В толпе всегда так бывает. Когда испуганно побежит один, за ним следом сразу же побегут те, кто находится к нему ближе. Словно какая-то зараза трусости на недавно стройные ряды нападает, стараются убежать, один другого отталкивая, один другим прикрываясь, и надеясь, что стрела настигнет того, кто рядом, а не того, кто инициировал бегство. А за первыми, тоже подверженные общему страху, устремляются и остальные. И этот страх, словно густое облако, накрывает даже тех, кто наблюдает все это издали. Они тоже бегут. Бездумно, в панике, не думая даже, куда бежать. Лишь бы подальше от преследующей их смерти. К другой, более страшной смерти – в воде, не знающей жалости…