Сергей Самаров - След Сокола. Книга третья. Том первый. Новый град великий

Примерно такая же картина наблюдалась и у другого берега Волхова, вдоль которого продвигалась на санях тяжелая свейская пехота. С той лишь разницей, что пехота не впряженных в сани коней погнала вперед, что могло бы быть самым верным решением, хотя и не обязательно верным, потому что стрельцы могли бы без труда стрелами и лошадь в санях остановить. А пехота попыталась самоуверенно покинуть свои сани, и начала выстраиваться в несколько мощных, как думалось самим свеям, непоколебимых каре [118]. Но каре не могло передвигаться со скоростью лошади. А стреляли варяги-русы ничуть не хуже словен. Более того, с легкой руки князя Войномира нанесение массированных атак стрельцами с каких-то пор стало основной тактикой русов, и они к этому уже успели привыкнуть. И каре «разваливать» варяги тоже умели хорошо. И начинали одновременно с центра передовой линии и с углов. И уже после нескольких успешных стрелецких атак оказывалось, что каре перестало быть квадратом, и превратилось сначала в круг, а потом и вовсе рассыпалось на отдельные кучки. Мощные стрелы пробивали щиты вместе с воинами, и скоро некому было встать в первый ряд. Каре рассыпалось до того, как успевало приблизиться к стрельцам. И, как только рассыпались три первых каре, едущие следом на лед даже выбираться не стали, просто начали разворачивать сани. С такой массированной и хорошо организованной стрелецкой атакой свеи тоже раньше, во время многочисленных походов в славянские земли, не встречались. А когда встретились, то просто сломались характером, потеряли всю свою волю и стремление к завоеваниям. И побежали, мешая друг другу. Обе колонны, растянутые вдоль берегов Волхова, сначала просто застряли, не имея возможности развернуться и быстро двигаться в обратную сторону. А на решение, как им себя вести в дальнейшем, у них просто времени не осталось, потому что с берегов вдруг тоже посыпались стрелы. И в таком количестве, что стоило удивиться – откуда вообще эти славяне столько стрел набрали, и где они столько людей нашли, чтобы те вышли навстречу мощной армии нашествия. По мыслям свейских конунгов, словене вообще не имели возможности к сопротивлению. Эта мысль уже давно и прочно во все свейском войске жила и присутствовала на подсознательном уровне. Это тоже сослужило плохую службу армии нашествия. Армия была настроена на то, чтобы убивать, и совершенно не была готова к тому, что ее будут так безжалостно, и даже с каким-то воинским изяществом, уничтожать. А когда с берегов стали спускаться вои, пришлые полки вообще не выдержали атаки. И если пехота еще пыталась вначале оказать какое-то сопротивление, хотя уже и без построения карте, то конные копейщики, чьи длинные копья в тесноте общей сечи вообще ни на что не годились, сразу копья побросали, и, вместо того, чтобы за мечи взяться, стали к центру Волхова сдвигаться. Причем, сдвигались так стремительно, и такими большими массами, что на противоположном участке сечи пехотинцы, видя большое количество своих всадников, интуитивно рассчитывая найти у знаменитых копьеносцев защиту, тоже стремительно начала движение на сближение. Славяне не преследовали ни тех, ни других, только подгоняли их стрелами, торопили, понимая, что сейчас должно произойти.

И произошло. Лед не выдержал…

В сложный момент реальности невозможно предсказать, как поведет себя каждый в отдельности человек. Самый отважный воин в какой-то момент может поддаться панике и унынию. Недавно только свеи шли пусть и не очень стройными, но колоннами, соблюдая строй, а теперь превратились в неуправляемую толпу. Недавно только они чувствовали себя грозной силой, воинами, а теперь, когда лед трещал и ломался под ногами… Куда только делась их сила! Куда исчезла их самоуверенность. Тех, кто проваливался и шел ко дну, даже спасти не пытались. Да это было и невозможно. Они сами старались ухватиться за лошадей, но лошади стремились сбросить лишний балласт, и выкарабкаться на ломающийся лед, что было невозможно. Славяне отступили на берег, потому что не обработанный «водолеями» лед и под их ногами трещал. И уже не тратили стрелы, не пытались отнять у Волхова его законную добычу.

– Лошадей жалко… – сказал сотник Русалко, и пустил одну за другой пять стрел в лошадей, которые пытались спастись, но не имели такой возможности, и только последние силы теряли.

Стрельцы выдвинулись вперед, думая помочь воям колонн Бравлина и Первонега, но такой необходимости уже не было.

Часть свеев все же не ушла под воду, а сумела добежать до крепкого прибрежного льда, и там грозные недавно захватчики падали на колени, поднимая руки к славянам, молили о пощаде. Их начали связывать. Веревки были у самих захватчиков. Те самые веревки, на которых они надеялись вести домой живую добычу. Однако сгодились эти веревки и для них самих.

Князь Бравлин выехал на высокий берег, и из седла наблюдал за происходящим. На противоположном берегу, точно так же, как князь, наблюдал за гибелью сильной свейской дружины и воевода Первонег, замерший на обрыве, точно скала. И даже тяжелый вороной конь его не шевелился, чувствуя, что происходит нечто важное.

– Не больше двух тысяч пленников брать, – дал громкую команду князь. – Будут у нас в лесу работать, бревна готовить. И вал насыпать будут…

– Тогда надо брать больше, княже, – подсказал только что подъехавший Гостомысл.

– На этом уже однажды, кажется, во время завоевания Дакии, обожглись римляне. От жадности они захватили после битвы столько пленных, что не смогли прокормить ни рабов, ни себя. Мы сами едва можем прокормить свой народ. Наши основные запасы провизии сгорели. И больше двух тысяч, как я посчитал, мы не сможем прокормить. Иначе самим будет нечего есть. Да и две тысячи – уже на условиях строжайшей экономии, и увеличения количества людей в охотничьих и рыболовных артелях. Впрочем, среди пленников много знати. Мы сможем, надеюсь, поменять эту знать на провизию. Знатных ярлов и конунгов можно захватывать свыше первых двух тысяч. Из всей знати работать в лес я отправлю только конунга Оборотня. От остальных будет мало пользы. Я вижу, у Русалко на поясе меч Эйстейна! Сам он, надеюсь, жив?

Русалко только подъехал к князю Бравлину, и сразу доложил.

– Я проверил. Конунг находится в рабочем сарае в Ошкуе со связанными руками и ногами. Его ударили обухом топора по затылку. Жалуется, что ничего не видит, и голова сильно болит. Это не удивительно. Голова хрустнула, как сосна под тем же топором. Но местный знахарь говорит, что жизни конунга ничто не угрожает. С него сняли доспехи, и пожаловали ему с плотницкого плеча драный тулупчик, чтобы не застыл, как сосулька. У конунга и без того из носа рука течет. Доспехи его с моего разрешения разделили между воями. Волчью шкуру выбросили. Выделка, говорят, плохая, шкура сильно хрустит. Вои продадут доспехи кузнецам или воям в Русу. В такую пору для простых людей любой приработок хорош. И еще, княже… Я надеюсь, что свеи уже не скоро к нам в гости пожалуют. А то у моих стрельцов кончаются стрелы. Да и у других, насколько могу предположить, тоже. Нужно стрелочников [119]засадить за работу.