Даниил Ященко - Двенадцатый [СИ]

На опушку они выбежали вместе. Никого в поле зрения не было. Даже привыкший полагаться на все чувства Лаэрдинн заключил, что поляна пуста.

-Можешь сделать свет поярче, надо осмотреться.

-Да без проблем. Не вопрос, вообще. Illuminie panoramirium.

Тут же на опушке лесочка стало светло, словно луна пробилась сквозь затянувшие небо тучи и бросила путникам под ноги свой яркий луч.

-Я ничего тут не замечаю, друг Канн, - постановил Шакур, осмотрев окрест, - Мистика тут творится, - он зевнул, Пойдем лучше спать.

-Нет, Шакур. Тут что-то произошло. Я погляжу следы. Ты можешь подождать меня?

-Давай, только поскорее, а то чертовски тяжело свет держать. Массу сил отдаю.

Шакур расселся на траве, подложив под себя плащ Канна, а последний буквально ужом ползал по траве. Наконец, он поднялся, держа в руке стрелу с серым оперением и короткий кинжал в ножнах.

-Итак, тут был бой. Человек семь-восемь людей дрались с эльфами. Видимо, Перворожденные двигались куда-то и устроили тут лагерь. Ночью на них напали разбойники. Они были вооружены арбалетами, - он продемонстрировал арбалетный болт, застрявший в коре молодой осинки, - А так же мечами или кинжалами. Не знаю точно. Эльфов застали врасплох, но нескольких они успели уложить, я думаю, судя по кровавым пятнам на той стороне поляны. Завязалась рукопашная. Людей было больше и они победили. Разбойники взяли пленных и ушли. Я думаю, мы с ними еще встретимся.

3

Медленно потянулись дни пути. Обоз часто останавливался в деревнях и городках, попадавшихся по дороге, где купцы продавали свои товары или выменивали его на изделия местных умельцев. Но вскоре поселения стали попадаться все реже и реже; чем дольше они шли, тем холоднее становились ночевки. Вокруг тракта, превратившегося в широкую протоптанную тропу, вместо осин и лиственных лесов и перелесков все чаще стали появляться ели. Когда до Тонгордирима оставалась неделя пути, обоз въехал в большое селение Дейл. Но, проезжая по привратным улицам, обозники совсем не встречали людей, кроме вооруженного рогатиной привратника, впустившего их в деревню. Купеческим старшиной решено было устроить дневку, потому что в Дейле, как стало известно от того же привратника, вчера открылась крупная, на весь околоток, ярмарка. Канн же со спутником на торжище не поехали, а решили обосноваться в таверне, тем более, что, по рассказам Шакура, как-то побывавшего в Дейле, эль тут был не в пример лучше того, что они пивали на привалах с обозной охраной.

Таверну решили искать наугад, руководствуясь чистой логикой. И вконец заблудились в большой деревне. Благо, откуда-то выбежал селянин. Канн соскочил с лошади и преградил несущемуся со всех ног старику.

-Прощенья просим, старче, где тут найти таверну?

-Какая таверна, вы что не слыхали про орка? - на бегу бросил селянин и скрылся в переулке.

-Про орка? - переспросил Шакур, - Это многое объясняет. Может, последуем за ними, вдруг нечто хорошее увидим.

Лаэрдинн запрыгнул на коня и они галопом помчались за дедом, попавшимся на дороге. Двум конным нагнать пешего ничего не стоило и, следуя за селянином, они попали на битком забитую людьми площадь. Посреди нее, на возвышении стоял столб, окруженный вязанками хвороста. Туда через толпу пробирался небольшой отряд бородатых мужиков, вооруженных дрекольем. Один, их предводитель, держал в руках орочий широкий ятаган, еще на одном из конвойных Канн приметил нахлобученный островерхий шлем с полумаской - излюбленный боевой головной убор подгорных орков. Где-то среди толпы виднелся и сам виновник. Рослый, косоглазый с бычьей шеей и игольчатыми клыками, выдававшимися из-под нижней губы. В одних кожаных штанах и башмаках на холоде, спутанный цепями. Орк словно покорился неминуемой участи - не делал никаких попыток освободиться, даже не смотрел в сторону того, кто где-то глубоко-глубоко в рядах селян метнул рассекший покатый лоб камень. Под оскорбления и радостное улюлюканье толпы, перемежающееся с комьями стылой грязи и камней - вот бы на смертном поле были так смелы, сплюнул Канн - орка подвели к столбу. Не скрывающий своего злорадства, палач - местный бородач, коему выпало счастье поднести факел к хворосту - на всякий случай облил сушняк маслом. Толпа загудела.

-Какая гадость. Я не понимаю. Зачем люди так жестоки? Что сделал им этот орк? Ежели он с ватагой сорвиголов напал на деревню - убей его честной сталью, не лишай война посмертия в Земле Обетованной. Пусть пирует в своих Чертогах Колдуньи Железного леса с сородичами: пьет хмельное пиво и ест свежее мясо. А если он просто попал под горячую руку, так тем более не понятно...Да что бы он ни сделал, нельзя смерть превращать в потеху. И я еще должен, по замыслу Великий, будь они неладны, спасать этот сброд. Нет. Уж если я ради НИХ должен сделать...что должен, то я лучше брошусь на собственный меч или сдамся темному владыке. Хуже-то все равно не станет...Нет, не могу я так. Шакур, проберись с конями поближе к тому краю помоста. И найди по дороге третью лошадь, нам придется драпать быстро, не прощаясь с обозниками. И если будет туго, можешь дыму что ль напустить, не знаю? Короче, я пошел.

Полуэльф, работая локтями, пробивался к помосту. Шакур покачал головой и направился к ближайшей коновязи. Ему, как потомку аристократической фамилии, претила мысль о конокрадстве, тем более ради орка, одного из тех, кого его отец держал для черной работы в поместье. Но с другой стороны, хотелось попробовать чего-то нового, неизведанного в жизни. Да такого, чтоб чопорный нобиль Шакур Ором старший просто побелел, узнав о подвигах единственного сын.

Орка, тем временем, привязали прочными канатами к столбу. Палач не спеша разжигал костерок, в котором потом запалит смолистую ветку и подожжет ею щедро умащенный хворост. Приговоренный к смерти видел все эти приготовления. И понимал, что тянутся последние минуты его жизни. Что хорошего и что плохого было в этой судьбе, все всплыло перед глазами орка - набег летучей конницы, в котором погибли сыновья и сестры. Бесчисленные битвы с гномами. Тяжелая работа на золотоносных рудниках в рабском ошейнике. Бегство. Тяжкие годы кочевья, когда люди всерьез решили осваивать север, в один из которых насмерть замерзла любимая. Страшный голод, мор среди детишек...Из горла орка вырвался протяжный и долгий вопль. Так кричать мог дикий зверь, загнанный в угол и видящий перед глазами нацеленную в горло рогатину. Толпа притихла, но кто-то закричал:

-Жги давай, а то околели уже.

Палач поднес факел к хворосту. Сдобренный маслом сушняк чуть занялся. Человек обошел столб, чтобы поджечь еще и с другой стороны, но факел наткнулся на меч. Вторым клинком Канн угрожал загудевшей от негодования толпе. Если бы они все, рассвирепев, накинулись на него, воин бы не устоял. Но селяне смелы были исключительно тогда, когда противник был связан цепями и не мог забрать с собой десяток-другой жизней.