Аня Крещановская - Совпадение как в романе (книга 2)

Она наблюдала, как кристаллы чернеют, вспыхивая тусклым светом, и прикрывала их своими пальцами, чтобы сэр Генри не обратил внимания на эту метаморфозу.

— Конечно! — пылко ответил сэр Генри, пытаясь отнять руку, которой коварная соблазнительница в процессе рассказа снова завладела. — Перстень из поколения в поколение переходит к старшему сыну.

— Пожалуйста, пожалуйста, мистер Смит… или всё-таки мистер Варенн? — кокетливо улыбнулась девушка, — Дайте мне примерить ваш знаменитый перстень!

Сэра Генри удивила просьба девушки, но он не стал жадничать. Сняв перстень и стараясь не замечать, как его кристаллы окончательно померкли, он надел его на тонкий палец девушки, с которого тот незамедлительно сполз.

Внезапно эту ночную идиллию прервал усиленный звонок в дверь. Изабелла вздрогнула и вроде как испуганно спросила:

— Вы кого-то ждёте?

— Нет, — ответил сэр Генри и не менее удивлённый отправился открывать.

На пороге стояла поникшая Нина Ефимовна. Сэр Генри взглянул в её тревожное лицо и, повинуясь необъяснимому внутреннему порыву, обнял женщину. Но тут же отстранившись, пробормотал:

— I’m sorry, please. 8 8 Извините, пожалуйста (англ.) Что-то случилось?

— Мистер Смит, я, пожалуй, пойду, — раздался мелодичный голос за его спиной. — Была рада познакомиться. Здравствуйте, миссис.

— Мисс, — машинально поправила Нина Ефимовна, во все глаза разглядывая чаровницу.

Сэр Генри беспомощно переводил взгляд с одной гостьи на другую и чувствовал себя виноватым, хотя никакой вины за ним не числилось. Он невольно сравнивал обеих женщин и пришёл к выводу, что более разных людей не найти.

Красивая какой-то ведьмовской, экзотической красотой, яркая, опасная, юная Изабелла.

Нина Ефимовна, семидесяти четырёх лет отроду, может быть внешне и не соответствовала канонам красоты, но являла собой образчик не менее яркой и юной женщины. По крайней мере, такое впечатление складывалось при знакомстве с ней.

Живость характера и сердечность Нины Ефимовны импонировали сэру Генри куда больше явной гордыни экзальтированной Изабеллы. Потому мужчина, непритворно улыбнувшись Нине Ефимовне, вежливо, но сухо обратился к девушке:

— Всего хорошего, miss.

Нине Ефимовне были неведомы мысли сэра Генри, она только поняла, что он находит удовольствие в общении с более молодой и более красивой гостьей. Её внешность показалась женщине знакомой, но она не придала этому значения, в данную минуту ей было просто не до того.

— Лерка пропала, — всхлипнула Нина Ефимовна и, развернувшись, понуро побрела прочь.

В углу тёмного чулана кто-то робко кашлянул, заявляя о своём присутствии. Лерка, не ожидавшая ничего подобного, взвизгнула и отпрыгнула в другой угол, пребольно ударившись о какую-то полку. С полки заклубилась пыль и забилась в Леркин нос:

— А-апчхи!

— А-а-апчхи! А-а-а-апчхи! — кто-то смачно повторил за девочкой.

— Кто здесь? — пискнула Лерка, переживая, что это могут быть крысы, которых она ужасно боялась. Однажды одна такая погналась за ней и чувствительно хватила за мягкое место, правда, после того, как сама Лерка прищемила той хвост.

— Это всего лишь я, — отозвался из угла тихий голос с приятной хрипотцой. — Добро пожаловать ко мне в гости. Гости в моём доме такая редкость, что мне очень-очень-очень-преочень приятно!

— Спасибо, — отозвалась вежливая Лерка, переведя дух. — Но вы не могли бы мне показаться, я вас не вижу.

— Это потому что здесь темно.

— Вас тоже заперли?

— Нет, я здесь живу.

— И вам не страшно здесь жить? — удивилась девочка.

— Нисколько. А разве тебе здесь не нравится?

— Я предпочитаю более просторные помещения, — Лерка ни в коей мере не хотела обидеть хозяина чулана. — Но у вас тоже уютно.

— Конечно! — поддержал её невидимый собеседник. — А всё потому, что я не ленюсь, а день-деньской создаю уют в своей спаленке. Потрогай…

Лерка почувствовала, как её руки коснулось что-то мягкое и пушистое, похожее на шаль.

— Что это?

— Одеяло. Сегодня довязал. Пыли предостаточно, поэтому и пряжи никогда не переведётся.

— Пряжа из пыли? — удивилась Лерка.

— Ну не пропадать же добру! У меня всё из пыли, — похвастался голос. — И постельное бельё, и одежда… Вот, пожалуй, только колпачок… Ну, так он и передаётся по наследству! Кстати, меня зовут Трасчо, я из рода испанских домовых.

— Впервые встречаю настоящего домового!

— А бывают ненастоящие?

— Мультяшные бывают, книжные…

— Уверен, они ни в какое сравнение не идут с испанскими! — безоговорочно заявил Трасчо.

— Мне очень приятно с вами познакомиться, — улыбнулась девочка. — А я — Лера, приехала из России. Ой! — вдруг спохватилась она, — вы разве понимаете язык, на котором я говорю?

— Я — полиглот. Мы, домовые из достославного испанского рода, воспринимаем все языки, как один, — похвалился Трасчо и грустно добавил: — И ещё я безнадёжно влюблён. Хочешь кофе?

— А какао у вас есть? — Лерка не знала, как разговаривать с безнадёжно влюблёнными людьми, а уж с домовыми и подавно.

— Пойдём со мной. Я сделаю тебе вкусный какао и расскажу свою грустную историю любви.

— Но как же мы выйдем отсюда? Нас же заперли.

— Нет ничего проще, — сказал Трасчо и прищёлкнул пальцами.

В тот же момент дверь распахнулась. Часто моргая от внезапного света, Лерка не сразу разглядела большеглазого маленького человечка в красном колпаке.

Человечек был таким крохотным, что запросто мог разместиться на её ладони.

— Привет! — улыбнулась Лерка. — Так вот ты какой, Трасчо! — она решила, что будет уместнее обращаться к нему на «ты», поскольку человечек был молод и даже ещё не обзавёлся бородой.

— Какая ты некрасивая, — разочарованно протянул Трасчо. — Почему бы тебе не умыться?

Он резво подпрыгнул и, схватив девочку за руку, потащил в ванную комнату.

Лерка глянула на себя в зеркало и ахнула. На неё смотрело чумазое существо с рыжими всклокоченными патлами и лихорадочно блестевшими зелёными глазами. Если бы Лерка не была уверенна, что это именно она смотрит на себя из зеркала, то приняла бы свою vis-à-vis за сумасшедшую, такой у неё был неказистый вид.

Кровь, что текла из разбитого носа, измазала ей всё лицо, и теперь понятно, почему Лерка показалась домовому некрасивой. Она же успела обидеться на его слова, потому что все называли её хорошенькой и прочили в будущем внешность не хуже маминой. А Мила Львовна славилась своей красотой. К тому же у Лерки выпали и ещё не выросли передние зубы, и она решила, что не будет больше улыбаться придирчивому Трасчо.

А тот, пока Лерка приводила себя в порядок, сварливо выговаривал ей: