Игорь Григорьян - Иллюзия вторая

— Ты сказал, — я перебил Артака, — что у природы был только один способ — способ случайного попадания…

— Да, именно так, — Артак кивнул головой, показывая что он понял мой вопрос, — Она и сейчас его использует. Все заболевания, мутации, изменения видов — всё это проявление того самого, древнейшего способа развития мира — способа случайного попадания. С каждым новым изменением, с каждой мутацией природа лишь пытается улучшить уже существующие модели биологических видов.

— Но если этот процесс ничем не контролируется, то произойти может всё что угодно, не так ли? И улучшение, и ухудшение, и неизменность, ведь так?

— Так, — Артак согласился.

— Но каким образом тогда и происходит развитие мира? Если мир изменяется, то он равновероятно и одновременно изменяется как в лучшую, так и в худшую сторону?

— Самым что ни на есть действенным образом, — Артак засмеялся так громко что мне пришлось заткнуть уши, — всё что стало хуже — просто исчезает, — произнес дракон, отдышавшись.

— Но почему оно исчезает? Почему?

— Оно вымирает, мой мальчик, — Артак положил лапу мне на плечо, — просто вымирает, и именно поэтому все изменения, которые могли ухудшить данный вид — просто не приживаются, а приживаются именно те, которые способны его улучшить, понимаешь? Это самый простой способ, который природа использует уже миллиарды лет — способ случайного попадания, а говоря другим языком — естественный отбор. И у этого способа только один недостаток, — Артак продолжал улыбаться, — он требует очень много энергии, другими словами, ему необходимо очень много времени чтоб появились какие-то результаты. Ибо, как вы совершенно справедливо заметили, изменения вида происходят совершенно случайным образом, и равновероятно появление, например, двухголового ребенка там, где в нём нет никакой необходимости…

— И что с ним произойдет?

— Он умрёт, — спокойно продолжал дракон, — умрёт, так и не успев оставить потомства, а следовательно — не успев передать свой генетический материал дальше по цепочке. А если он умрёт не сразу и даст потомство — в таком случае он вымрет уже как вид, но позже, если только его двухголовость не принесёт ему какое-то решающее преимущество для выживания…

— Но тогда получается что вся человеческая медицина, все попутки существующей цивилизации вылечить какое-либо заболевание или хирургически исправить мутацию тела — это прямое вмешательство в процесс эволюции?

— Конечно.

— Так значит, этого делать нельзя?

— Можно, — Артак смеялся одними глазами, — можно, потому что медицина — такой же процесс эволюции, как и любой другой. И уж наверное, она имеет свой собственный мазок на общей картине мироздания.

— Я понимаю.

— Очень важно то, что с того самого момента, когда природа, используя своё собственное творение — мозг кроманьонца — наделила его функцией абстрактного мышления — она дала ему власть над собой, и власть эта заключается в понимании природных процессов, и я бы даже сказал — она признала его право на непосредственное участие в написании природных законов, ибо до появления кроманьонца природа и сама не знала что она подчиняется каким-то там законам. Не знала, но с помощью одного из своих творений начала исследовать себя, что, в конце концов, привело человечество в ту точку, где мы все сейчас и находимся.

— Так мы перемещаемся не во времени? Не в пространстве?

— Конечно, нет! — Артак говорил громко, властно, — мы перемещаемся лишь в познании. И чем глубже в него мы погружаемся, чем дальше по нему мы уходим, чем больше исследуем — тем полнее живём и тем шире смотрим. И как бы люди не отмечали свои жизни прожитыми годами, упорно настаивая на движении именно во времени — это совершенно не так. Движение возможно лишь в познании, и никак иначе. Всякое другое движение — во времени ли, в пространстве ли — только иллюзия, только туман, только КАЖЕТСЯ…

Я смотрел на моего дракона с широко раскрытыми глазами, понимая что он прав, но был в силах произнести ни единого слова.

— Но мы отвлеклись, — Агафья Тихоновна вмешалась вовремя, и прищурив глаза, напомнила:

— А говорили мы о том что ваш личный горизонт познания будет расширяться с каждым новым, полученным вами знанием. С каждым правильным знанием, конечно. Ибо неправильное, вредное знание, с тем же успехом и с той же скоростью сузит границы вашего познания! Берегитесь его, как огня!

— Я могу потерять то, чего мне удалось достичь?

— На самом деле потерять вы ничего не сможете, — акула усмехнулась только ей известным мыслям, — познание никогда не сворачивается назад, как и ваш мозг — единожды раздвинув свои границы — более не в состоянии вернуться в границы прежние.

— Тогда мне ничто не угрожает?

— Не знаю, — Агафья Тихоновна развела плавники в стороны, — не знаю… Если какое-либо вредное знание захватит вас целиком, вы можете даже свернуть с дороги. Но направление вашего движения не изменится, просто вы будете дольше блукать. И хоть до горизонта, в принципе, невозможно дойти, однако, ваша дорога, ваше перемещение, ваш путь всегда ведет прямо туда.

— И я дойду?

— Каждый дойдет!

— И что тогда произойдет?

— Нет никакой необходимости пытаться заглянуть туда, где пока ещё темно. Туда, за горизонт. Нет необходимости заглядывать за край земли, даже если он сейчас закрывает собой Солнце. Всему своё время. Всё движется и изменяется, и ваша местность — та часть пространства, где вы сейчас, отнюдь не лишена света. Надо лишь присмотреться повнимательнее и вы сможете найти прямо здесь то, что пока ещё скрывает от вас горизонт…

— Но тогда зачем мне идти? Зачем стремиться к горизонту?

— Вы мыслите старыми образами, — акула погладила меня по руке своим шершавым плавником, — перемещения возможны лишь в познании, и чтобы двигаться вперед, туда, — она неопределенно махнула головой, — совсем не обязательно вставать с места. Всё, что вам необходимо есть и здесь. Всё есть, всё присутствует, всё наличествует, всё бытует! Абсолютно всё!

Я, в который уже раз, опять молча кивнул головой и не произнес ни слова. Артак, чувствуя мою заинтригованность и заинтересованность, но так же заметив и небольшую долю нерешительности, произнес ободряюще:

— Ваша первейшая и единственная задача — храбро оставаться у поверхности, — дракон говорил спокойно и тихо, не напрягаясь, — у наружности, где вы собственно и находитесь, у очертания реальности, на её пороге, то есть, у входных врат мироздания. Такова судьба человека, и поверьте мне, такая судьба далеко не у каждого из живущих, — Артак обласкал меня теплым взглядом, — предназначение человека всегда быть у образа, у отражения, у той кажущейся людям реальной, но всё-таки — только видимой видимости действительности. И хоть эта кажущаяся реальность ясно прорисовывается каким-то своим боком на личной ступеньке развития каждого живущего — человек не должен ни в коем случае отрицать эту ступеньку, но он и не должен довольствоваться ею, — Артак закрыл свои глаза, а мои при этом вспыхнули жёлтым огнём, — не нужно пытаться перепрыгнуть через неё, не нужно пытаться высунуть шею и заглянуть в пока ещё недозволенное. Для этого надо иметь определенную выдержку, для этого необходимо обладать терпением и, безусловно, для этого необходимо обладать храбростью и отвагой. И ваша храбрость, уверяю вас, всегда будет достойно вознаграждаться.