Григор Карт - Вечная Война: Окольный путь

Воющий Край, как вам, полагаю, известно, получил свое название за постоянно бушующие там ветра, благодаря которым на множество верст вдоль горы нет ни одного холма или впадины. Лесов там тоже нет; и единственным прикрытием для нас может послужить прихотливый туман, который временами накрывает это гиблое место.

Горнвуд смиренно сложил руки на стол и окинул присутствующих пронизывающим взглядом.

— В лучшем случае враг заметит нас за два дня пути, уважаемые генералы, и мы должны исходить из этого. Как бы увлекательно ни звучал план генералов Ролкена и Харнегла, он, скорее, сгодится для написания новой песни, но никак не для применения его в реальном бою.

— Мы все здесь четко поняли вашу позицию, генерал Горнвуд, — прервал его Клент, — если вы можете предложить другой план, мы вас внимательно слушаем, если же нет — кончайте пустословить и дайте высказаться другим.

— Конечно, генерал Клент, прошу прощения. Стариков порой так тянет поболтать, — усмехнулся на мгновение Горнвуд, но тут же посерьезнел и продолжил: — Как бы нам этого ни хотелось, но нам придется дать открытый бой врагу.

Большинство генералов недовольно закряхтели, и только Тулдриг довольно засверкал своими серыми глазами. Ему, похоже, не терпелось выехать на поле брани и показать, чего он стоит с копьем в руке. Клент заметил это и еле заметно улыбнулся, похоже, он не собирался мешать ему в этом.

— Неужто вы забыли, что враг превосходит нас числом на тридцать тысяч? — запротестовал Лунс. — Как вы собираетесь перекрыть это преимущество?

— Мы заставим врага открыться, генерал Лунс, а затем нанесем удар в его слабое место, — безмятежно ответил Горнвуд. — Мой план состоит в следующем: тридцать тысяч человек нанесут удар с фронта — десять тысяч конницы, двенадцать тысяч пехоты и восемь тысяч лучников. Вернее, в бой вступят только пехотинцы и лучники, конница же, пока будет ждать в тылу. Оставшиеся солдаты обойдут врагов с юга и нанесут удар там. Таким образом, им придется вести бой сразу на два фронта. Их северный фланг останется беззащитным, тогда-то наша конница и врежется в него.

— По-вашему, это менее рисковый план? — не скрывая иронии, спросил Ролкен. Но Горнвуд пропустил это мимо ушей, устремив свой взгляд на Клента; тот выглядел весьма озадаченным.

— Боюсь, что не могу вас поддержать, — сказал Лунс, поняв, что главнокомандующий не скоро к ним присоединиться. — Разделив свою армию таким образом, мы рассеем наши силы, тем самым подвергнув опасности всех нас. Не вижу причин полагать, что двадцать тысяч воинов с одной стороны и двадцать тысяч с другой смогут нанести достаточный вред вдвое большему войску, чтобы заставить его забыть о бдительности и не заметить десятитысячный табун коней, приближающихся к ним.

— Вы, как я вижу, имеете менее рискованный план; прошу вас, поделитесь вашими мыслями.

Лунс бросил рассерженный взгляд на Горнвуда и схватился двумя пальцами за короткую седую бороду, как он всегда делал в моменты, когда гнев переполнял его. Он открыл рот, чтобы ответить, но не успел, Клент встал из-за стола, и все замерли в пугающем волнении.

Вид главнокомандующего и раньше заставлял многих содрогнуться, но сейчас он был самим страхом во плоти. Хотя плоти на нем осталось совсем немного. Его лицо так обтянуло череп, что, казалось, вот-вот лопнет, и белые кости выступят наружу; под глазами образовались черные синяки, а щеки впали внутрь. Бархатный камзол не мог скрыть того, что и тело генерала претерпело подобные изменения. Но держался он твердо и уверенно, что добавляло этой картине еще больше ужаса.

— Я услышал достаточно, — тихим голосом заявил он. — Теперь я скажу вам, как мы поступим. Сначала мы разделим наших лучников на две группы по девять тысяч человек в каждой. Пехоту мы также разделим, но в первой группе будет семь тысяч, а во второй пятнадцать. Конницу мы отошлем на север немного ранее. Пехота выстроится в центре, а лучники по обеим ее сторонам; нужно будет смастерить баррикады, пока все леса не остались позади.

Речь Клента была отрывистой и очень тихой, не все слова удавалось разобрать. Иногда казалось, что он делает над собой усилие, чтобы сказать очередное слово, но никто из генералов не решился перебивать его.

— Когда войска выстроятся, семь тысяч пехоты пойдут в атаку. Нет нужды отправлять туда элиту, но позаботьтесь, чтобы они не дрогнули при первой же пролитой капле крови. Их задачей будет нанести как можно больший урон врагу за короткое время и заставить его мобилизовать все свои силы.

Как только цель будет достигнута, они должны отступить. Враг попытается догнать их и пустит в ход свою кавалерию, тогда у наших лучников появится шанс проявить себя. Остальная пехота в это время должна уже будет соединиться с авангардом и совместно дать бой основным силам противника. Наши лучники, укрывшись за баррикадами, отрежут конницу врага, наша же кавалерия, выждав время, сможет ударить в тыл противника и обратить его в бегство.

— Но генерал, — почти жалобно произнес Доршам, когда убедился, что тот закончил, — этот план не сработает, если враг увидит нашу расстановку.

Губы Клента немного скривились: если не вглядываться, это можно было принять за улыбку.

— Не беспокойтесь генерал Доршам, наша расстановка останется тайной для врага, я об этом позабочусь.

С этим словами Клент покинул шатер, оставив обескураженных генералов, в недоумении поглядывать друг на друга.

Молодой удалец не хотел под венец

он гулять, веселиться желал;

но отец у него — сущее зло,

молодца к алтарю приковал.

Говорит: остепенись, детьми обзаведись,

а потом, глядишь, по душе придется жизнь:

молодца, что семью гуляньям избрал;

не поверите — так и сказал!

Молодец слушал и даже кивал,

спорить с отцом бесполезно — он знал;

но стоило старому только чихнуть,

удалец молодой успел ускользнуть и цепь на спине умыкнуть.

Скитаться он стал по дорогам лесным,

без денег, еды, с желудком пустым;

все, что имел — это цепь на спине

и кусок алтаря, застрявшего в ней.

Но нет, было еще у него:

прекрасное лицо и голос-вино,

много красавиц он покорил,

голосом хмельным своим опьянил.

Но одной женской лаской сытый не будешь,

пришлось пареньку стать лизоблюдом.

Железо ковать он не умел,

строил избушку, а выходил хлев,

но во всем королевстве, а то и на свете,

не было парня лучше, чем этот,

если хотите, чтоб вам кто-то спел.

Он пел толстякам про их стройные формы,

старух заверял, что те еще молоды,

хилых юнцов нарекал он героями;

все, с кем общался он, уходили довольными.

Слово за словом и годик за годом,