Венди Хиггинс - Сладкое зло [litres]

— Он загадал мне загадку-шутку, как раз для тебя. Как определить, что за дверью ударник? — Я не стала дожидаться ответа. — Он барабанит все быстрее и быстрее, а когда войти, не знает.

— Пффф. Забавно.

Раздался телефонный звонок.

— Это, наверное, твоя мама, — то есть Патти. — Каидан передал трубку мне.

— Алло? — сказала я. Мы едем меньше часа, а она уже звонит. Плохо.

— Анна! Слава Богу, что это ты. — Мое сердце гулко ударилось о ребра.

— Что случилось? Какое-то несчастье?

— Я думаю, тебе надо вернуться домой.

— Но почему? — Я задержала дыхание и прижала руку к груди.

— Просто это была плохая идея. Пожалуйста, поезжайте назад… — Она явно теряла логику мыслей, как всегда при сильном волнении. Я выдохнула.

— Патти, ты меня до смерти перепугала. Я уж думала, что-то случилось. Послушай, всё…

— Нет! Не говори мне, что всё хорошо !

Я оглянулась на Каидана — он закусил губу, — и приложила ладонь ко лбу. А Патти продолжала:

— Не могу поверить, что отпустила тебя. Я худшая мать всех времен. Вернись, умоляю! Я свяжусь с твоим отцом и попрошу денег…

В трубке послышались всхлипывания. Как ее успокоить? Я наклонилась к окну, подалась вперед и заговорила негромко и мягко:

— Прошу тебя, Патти, не проси меня вернуться. Ты поступила правильно. Мне нужно встретиться с сестрой Рут и с отцом. Пора. Если тебе так будет легче, готова отзваниваться каждый час.

Патти уже не рыдала, а выла в голос. Мое сердце сжималось от ее боли, а глаза жгло так, как будто это я сама плачу.

— Ты лучшая мать на свете, — уверяла я ее. — Кому как не мне это знать? Мы вместе приняли решение, и оно было верным.

Патти глубоко вздохнула.

— Если что-нибудь — что-нибудь, — с нажимом повторила она, — случится, сразу же звони мне. Я добуду денег — неважно, как, — и одна из нас тут же примчится к другой. Слышишь?

— Да, мэм.

Когда эта кошмарная беседа, наконец, завершилась, я не смогла поднять глаза на Каидана и вернула ему телефон, не глядя в его сторону. Потом скрестила руки на груди и стала смотреть на пейзаж, пробегающий за тонированным стеклом, с печальными мыслями о Патти, которая сидит там дома и терзается, зарабатывая себе язву.

Впереди показалась надпись «Добро пожаловать в Алабаму».

— Ух ты! — невольно вырвалось у меня.

— Что такое? — Каидан посмотрел на меня с таким удивлением, что моя радость мигом улетучилась.

— Граница штата. Я ни разу не была за пределами Джорджии.

— Как это — ни разу? Ты что, всю жизнь провела в одном и том же штате?

Я кивнула:

— Да — ну, кроме самых первых недель.

— Невероятно!

Алабама из окна машины мало чем отличалась от Джорджии, и я почувствовала разочарование.

Начиная с десяти утра телефон Каидана каждые пятнадцать минут, а то и чаще, звонил или сигналил о приходе текстовых сообщений. Сообщения Каидан сразу же прочитывал, положив руку с телефоном поверх руля, чему-то улыбался, смеялся, хмурился, но сам ни разу ничего не набрал. А при звонке проверял, кто звонит, но не отвечал. Когда это повторилось раз десять, мне страшно захотелось выбросить аппарат в окошко.

— Хочешь, я поведу, а ты спокойно пообщаешься? — Предложение прозвучало у меня довольно-таки бесцеремонно, чего я вовсе не хотела, но Каидан, поглощенный очередным сообщением, не обратил на это внимания.

— Нет-нет, всё нормально.

— Как бы нам из-за этого твоего секстинг за рулем в аварию не попасть, — заметила я.

Каидан расхохотался.

— Я постоянно слушаю дорогу. Дистанция до машины, которая идет перед нами, — две и три четверти длины корпуса, до машины позади нас — четверть мили. Ее сейчас обгоняет компактный автомобиль, судя по звуку мотора, иностранный — «Хонда», скорее всего. Через двенадцать секунд он поравняется с нами. У него гоночные шины и утолщенные покрышки. Секстинг за рулем …

Он снова засмеялся. Через двенадцать секунд мимо нас пронеслась на широких шинах приземистая «Хонда Цивик». Сплошной выпендреж.

Каидан показал мне знак границы штата на въезде в Миссисипи, а потом в Теннесси, где мы, к моему ужасу, перечитали все до единой надписи, касавшиеся Элвиса Пресли. Когда я пыталась смеяться над Каиданом, он широко улыбался. При этом его глаза сощуривались самым что ни на есть обворожительным образом, и у меня сжималось сердце.

В Арканзасе мы перестали болтать и какое-то время ехали молча. Бак джипа — пожирателя топлива — опустел, и Каидан свернул, как он выражался, за горючкой. На заправке он отдал мне телефон, я выпрыгнула на асфальт размять ноги и, прогуливаясь взад-вперед, позвонила Патти, чтобы кратко ей доложиться. К моему облегчению, на этот раз она не заплакала, и я завершила разговор одновременно с тем, как Каидан закончил заправляться.

— Четыре штата за один день, — сказал он, когда мы вернулись в машину. — Неплохо идем.

— Очень! — согласилась я. — Дай знать, если понадобится сменить тебя за рулем.

— Пока не надо. Но если достанешь еду, будет хорошо.

Патти дала мне с собой сумку-холодильник, битком набитую всевозможными припасами. Чего там только не было — и напитки, и сэндвичи четырех видов, и домашние оладьи и пирожные, и свежие фрукты в пластиковых контейнерах! Она трудилась всю ночь.

Мы ели, продолжая движение. Каидан безуспешно поискал в приемнике любимую радиостанцию и на полную мощность врубил плеер. Сиденье подо мной завибрировало от басов, но я ничего не имела против громкой музыки. Наоборот, она мне нравилась — ведь дома я всегда была вынуждена приглушать звук. Кроме того, под музыку не требовалось поддерживать разговор. Так проходили час за часом, и с ними улетучивались последние остатки неловкости.

Позже, все еще в Арканзасе, мы въехали в грозу — самую страшную, какую я когда-либо видела. Небо было черным от туч, а капли дождя так колотили по крыше машины, что казалось, с неба сыплются камешки. Время от времени сначала вспышки молний, словно чужое солнце из кошмарного сна, озаряли землю, затем без промедления ее сотрясал гром, и мы опять возвращались в темноту.

Будь на месте Каидана кто-нибудь другой, я, возможно, и перепугалась бы, но с ним, к своему удивлению, чувствовала себя спокойно. Ощущение безопасности было ложным — ведь уберечь нас от урагана Каидан не мог. Но он продолжал вести машину, используя усиленные зрение и слух, в то время как остальные водители съехали на обочину и остановились. Буря, казалось, бушевала несколько часов.

После Литл-Рока гроза перешла в обычный дождь, потом в легкую морось. Тишина, наступившая после бури, казалась мне какой-то подозрительной, я почти ждала, что сейчас на нашу машину налетит непонятно откуда взявшийся смерч и сметет ее с дороги. Но вместо этого моим глазам открылось зрелище, от которого у меня перехватило дыхание.