Венди Хиггинс - Сладкое зло [litres]

До чего же несправедливо устроен мир! Я продолжила расспросы.

— Как часто демоны посещают людей?

— По потребности — кого-то раз в месяц, кого-то раз в год. Зависит от человека.

— А почему им это позволено?

Я не могла не чувствовать обиду за всё человечество. Но горечь, прозвучавшая в ответе Каидана, заставила меня вздрогнуть.

— Может быть, потому, что Творец не так добр и не так любит людей, как ты привыкла думать.

— Ты что, гневаешься на Него?

Я не вполне понимала, почему это меня удивляет.

— Он ни разу не сделал для меня ничего хорошего. Я был проклят в момент зачатия, и ты, быть может, тоже — то ли вместе с частицей ангела, то ли без нее.

— Как это?

Он провел рукой по волосам и уставился на дорогу.

— Исполины не имеют шанса на искупление. Это первое, чему нас учат. Мы отправляемся в ад вслед за отцами.

Что? Не может быть! Каидан наверняка ошибается.

— У меня такое просто не укладывается в голове. Скорее уж отец не хотел, чтобы у тебя возникла хоть малейшая мысль стать не гениальным соблазнителем, а кем-то еще.

— Посмотрим. Ты ведь скоро увидишься со своим отцом — спроси его.

Я пыталась отвлечься от спутанных чувств, разглядывая пейзажи за стеклом, но даже граница Техаса оставила меня равнодушной. Все мысли были только о том, что кого-то — включая меня — возможно, обрекли гореть в аду. Такого просто не могло быть, и мне требовалось во что бы то ни стало выяснить истину. Только лучше бы узнать ее не от демона, а мой отец — демон.

На бескрайней техасской равнине взгляду не за что было зацепиться. Я прислонилась к дверце, и глаза закрылись сами собой.

Каидан тронул меня за плечо. Я резко выпрямилась, разлепляя ресницы, пригладила волосы и осмотрелась. Мы находились посреди совершенно пустого места. На мили и мили вокруг — плоское ничто.

— Извини, что бужу тебя, но надо остановиться — горючка кончилась.

Мы заправились в придорожной лавочке — бензином, а заодно сэндвичами, яблоками, напитками и ореховой помадкой, которую готовила жена хозяина заведения.

Сам хозяин говорил на роскошном техасском диалекте. Это совершенно заворожило Каидана. Он задавал мужчине один глупый вопрос за другим, только чтобы тот продолжал говорить, а потом, уже в машине, пытался по-техасски растягивать слова: И куда-а это вы-ы, молодые лю-уди, намы-ылились? Ка-а-рта-то у на-ас ста-а-рая, во-он она-а, по-за йя-ащщиком с йя-аблоками.

Я заливисто хохотала.

— Он не говорил «по-за ящиком»!

— Зато мне всегда хотелось завернуть что-нибудь этакое. Обожаю американцев. У тебя тоже симпатичный американский акцент, но легкий, а у него — просто жуть.

— У меня акцент ?

Каидан кивнул.

Сама я не думала, что моя речь выдает во мне южанку, но со стороны, конечно, виднее.

— Расскажи мне о местах, где ты жил. — Я склонилась в сторону Каидана, распаковала первый из двух его сэндвичей, обернула нижнюю половину салфеткой и вручила ему.

— Спасибо. — Он откусил огромный кусок, прожевал, проглотил и начал рассказывать. — Я родился в Лондоне. Моя мать умерла в родах, как все матери исполинов. — Тут он откусил снова, а я задумалась.

— Мы все время ездили туда-сюда по Британским островам, так что я, пока рос, успел пожить в Англии, Ирландии, Шотландии, Уэльсе. Ездил ненадолго во Францию, Италию и Южную Африку. А в Соединенных Штатах оказался впервые. Атланта меня поначалу разочаровала — мне хотелось жить в Нью-Йорке, — но сейчас я к ней притерся.

В нем всё было волнующим и экзотическим. Это мое первое путешествие, а он уже столько повидал. Я принялась за яблоко, радуясь тому, какое оно крепкое и хрустящее.

— А какое место твое любимое?

— Трудно сказать — ни к одному из мест я не был особенно привязан. Должно быть, любимое… здесь.

От неожиданности кусок яблока чуть не застрял у меня в горле. Каидан с непроницаемым видом глядел на дорогу, губы были плотно сжаты. Он всерьез или дразнится? Дожевав и проглотив злосчастный кусок, я спросила:

— Здесь, в Техасском выступе?

— Нет. — Каидан, казалось, тщательно обдумывал каждое слово. — Я имею в виду — здесь, в этой машине. С тобой.

Покрывшись мурашками, я отвела взгляд и пристально уставилась вперед. Рука с яблоком упала на колени.

Он прокашлялся и попробовал объяснить:

— Я никогда ни с кем так не разговаривал. Ни с одной из девушек, с которыми знакомился после того, как начал работать, ни даже с теми, кого я зову друзьями, — их всего четверо. У тебя есть Патти, и тот твой друг тоже. То есть ты вроде бы меня утешаешь. Ты… ты добрая.

Он снова прокашлялся.

О Господи! Похоже, настал момент откровенности. Важно его не загубить. Я продолжила, соблюдая осторожность:

— А ты помогаешь мне, и ты тоже добрый. Джею я на самом деле никогда ничего не рассказывала, он понятия не имеет. Ты единственный, с кем я обо всем этом разговаривала, — кроме Патти, но ей мало что известно. От монахини в монастыре, где я родилась, она узнала только самые основные вещи.

— Ты родилась в монастыре, — констатировал Каидан.

— Да.

— Естественно.

— Пока я росла, мы с Патти не обсуждали ни происходившие со мной изменения, ни вещи, которые я могла делать. И мне очень даже понятно, что такое одиночество.

— Все равно, ее любовь к тебе…

В этом и была суть.

Я росла с любовью, и только с ней. Каидану давали и знания о том, кто он, и все материальные блага, какие есть на свете, но он рос без любви.

— А все те девушки, с которыми ты встречался? — Я подбиралась к главному. — Среди них наверняка были такие, которые любили тебя, а возможно, и такие, которых ты бы тоже мог полюбить?

— Ни одна из них меня не любила. Чтобы кого-нибудь любить, надо его знать. А они меня желали и стремились получить в собственность. Это в природе вожделения.

То, о чем говорил Каидан, было мне знакомо по собственному опыту. Я внутренне сжалась от чувства вины, испугалась, что он это заметит, и тут в моей памяти всплыло лицо Джейми Мур. Она полюбила бы Каидана, будь у нее шанс. Хоть я и избегала о ней думать, желание задать вопрос оказалось сильнее.

— В нашей школе есть девочка, с которой у тебя случился роман в прошлом году, по-моему, сразу как вы сюда переехали. Она была очень добрая. Джейми Мур, помнишь ее?

Он кивнул, соглашаясь, но не сводил глаз с дороги. Я не стала продолжать, решив, что хватит уже испытывать судьбу, тем более что тема сама по себе нервная.

— Смотри, в чем здесь дело, — сказал Каидан. — Все они с самого начала знают, что я не заинтересован в длительных отношениях. Я им никогда не лгу, мне это не нужно. Правда бьет больнее лжи. Джейми думала, что сможет меня изменить. Нелепая мысль.

Казалось, он старается меня убедить, что совершенно ожесточился. Но я не поверила. В его непробиваемой броне мне виделись трещинки, через которые проглядывало что-то уязвимое. Попробую туда.