Дэн Вилета - Дым

Ему рассказали о гребной лодке, обломки которой нашли за порогами. Он попросил показать эти обломки и прошел по обоим берегам реки, двигаясь вверх по течению. Его собака искала след, не отрывая носа от травы. И что-то учуяла возле коттеджа семейства Мосли. Лорд Спенсер очень терпеливо расспрашивал миссис Мосли, так говорили тем вечером в пабе. Целый час провел в ее доме. И хорошо ей заплатил. За причиненное беспокойство. В первое же воскресенье она ссыпала все его деньги в ящик для пожертвований при деревенской церкви.

Наутро лорд Спенсер вернулся. И потом приезжал в следующие два дня, все так же — верхом, на рассвете, без спутников. Ему понравилась «панорама» деревни, по его словам; еще он интересовался рудничными делами. И каждый день раздавал деньги. Говорил с пьяницами, уличными мальчишками, драчунами. Два пенса любому, кто может что-нибудь рассказать. Пинта горького тому, кто согласится поболтать с ним в пабе. А в его кошеле лежала монета потяжелее — для тех, у кого есть точные сведения. Он всем ее показывал, давал потрогать и убедиться, какая она полновесная. Все были очень впечатлены. Никто из нас раньше не держал в руках золота.

Молодой лорд вряд ли смог выведать что-либо полезное для себя. Наверняка он слышал какие-то намеки на Рабочий союз. Большинство жителей решили, что ради этого он и приезжал. Чтобы проверить нас. Хотя по его улыбке можно было подумать, что он приехал охмурять местных красавиц. А уж они-то как старались — наряжались в воскресные платья, приподнимали юбки, когда проходили мимо него по улице, и выставляли напоказ толстые щиколотки. Он снимал перед ними шляпу — сам лорд Спенсер. Потом они еще долго об этом говорили.

Но о тех троих, которых мы прятали в черном подземелье рудника, никто не сказал ни слова. Знали об этом только люди из Союза, и только из самого узкого круга. Я тоже не проговорилась никому в то время, когда пробиралась на рудник, ночь за ночью, при помощи мистера Мосли. Но он давил на нас, наш секрет, и к тому же мы не знали, во что ввязались. Никто не смел спросить, почему они прячутся от родной матери мисс Нэйлор. Вопросы у нас задавать не принято. Под землей — уж точно. Это против наших правил и против духа Союза. Кроме того, так безопаснее. Чем меньше мы знаем, тем меньше с нас спросят.

Но конечно, строилось немало догадок насчет наших подопечных, так всегда бывает. Побег, разрыв, вражда среди знати. Чаще всего я слышала такое предположение (шепотом, в темноте, вдали от ушей лорда Спенсера): эти трое прячутся от правосудия. Они совершили ужасное преступление, самое тяжкое из возможных — государственную измену. И теперь пойдут на виселицу. Если их найдут. Из этих перешептываний выходило, что они, считай, мертвецы.

Дело в том, что рано или поздно находят всех. В деревне, например, ни один нарушитель не смог укрыться от суда. Можно прятаться неделю, месяц, год. Но закон ничего не забывает. Во всяком случае, так говорит маманя. А уж кому знать, как не ей. У нее брат в тюрьме, а дядю повесили.

Одно я знаю точно. Если бы лорд Спенсер искал меня , я бы тоже пряталась. Есть что-то безумное в его бесконечном потоке вопросов, что-то натужное в его постоянной улыбке. Когда он приехал в деревню в третий раз, мясник заколол в его честь свинью. Лорд Спенсер пошел посмотреть, как это происходит. Мы все так делали, все деревенские дети — из любопытства, или на спор, или желая услышать истошный визг. Мы забирались на забор и подглядывали. И все при этом дымили, да так, что приходилось тут же бежать домой, прятаться самим и прятать одежду. Почему-то кровь и кишки, только что вынутые из туши, сразу вызывают дым. Проходит много месяцев, прежде чем человек сумеет зарезать свинью с таким же спокойствием, с каким укладывает малыша в кровать. Так говорил мне мистер Диллон, наш мясник. В свое время он положил на меня глаз, хотя ему тогда было пятьдесят, а мне четырнадцать. Вот почему маманя отправила меня служанкой в поместье. Чтобы уберечь мою невинность. Ну, в поместье о моей невинности быстро позаботились.

Так вот, лорд Спенсер последовал деревенскому обычаю и явился на скотобойню в одной рубашке, где его суетливо усадили на стул. Там он и сидел, бледный и потный, с подергивающейся щекой; говорят, что горло у него ходило ходуном от спазмов, когда в ведро полилась кровь. Но он не дымил; накрахмаленная рубашка осталась белой как снег.

Рассказывают и о других странностях. Малютка Бет, дочка Кендриков, говорит, что подсмотрела, как молодой лорд бредет без шляпы по верховой тропе и плачет. А старый Тодд клянется, что однажды в сумерках видел, как он скакал верхом в маске дьявола из резины и стали. Сама я наблюдала, как он хлестал кожаным поводком свою собаку за погоню то ли за белкой, то ли за крысой: его губы двигались, будто он отчитывал ее, но с них не слетало ни звука. И даже тогда он не дымил.

Лорд Спенсер не всегда был таким. Впервые я увидела его через месяц или два после того, как поступила в служанки. Повариха Нэйлоров родом из нашей деревни. Она с детства дружила с маманей, вот и попросила за меня. Пришла я в поместье в мае, пешком — это всего шесть миль от нас, с корзинкой, куда сложила чистую одежду, но из-за дождя она вся намокла. А милорд приехал туда на летние каникулы. Перед его прибытием была большая суматоха: среди слуг, не среди его родни. Барон уже тогда был «нездоров». Тогда я еще не знала, что скрывается за этим словом. Когда к дому подкатился экипаж, мы все, хихикая, собрались перед входом.

Сначала он мне понравился. Темноволосый, загадочный, даже в доме носил кожаные перчатки. Много ел, особенно любил пудинг. Спал допоздна, потом ехал на охоту. Простыни чернил сильнее, чем можно было ожидать, учитывая его знатность. Уже тогда он очень высоко себя ставил, но что с того? Он же будущий хозяин поместья. Красавец. Щеголь. Всегда дразнил нас, девиц.

Потом он начал меняться — ближе к концу лета. В кухне для слуг поговаривали, что леди Нэйлор наконец стала заниматься им. Призывала его к себе в комнаты, держала там по несколько часов кряду. Никто не мог сказать наверняка, как они относились друг к другу, что чувствовали. Ведь он же плод ее чрева. Но растили лорда Спенсера родители ее первого мужа, а она отказывалась видеться с ними даже раз в год. Как говорит маманя, вечная грызня среди богатых.

За лето леди Нэйлор сделала с лордом Спенсером то, что делают со всеми наследниками знати в этих их школах: охладила его кровь. Выбила из него дым, посадила на цепь. Те несколько аристократов, что я видела в поместье за время службы, казались какими-то больными. Словно у них полный живот, а им не дают сливовой воды. Хотя викарий говорит, что по-другому на небеса не попасть.