Дэн Вилета - Дым

Зато темнота что-то сделала с Ливией. Что-то важное: возможно, смягчила ее. И вот теперь Чарли смотрит на нее, впервые после их поцелуя, и видит, что она изменилась. Похудела. Запачкалась, разумеется. Держится иначе. Из-за этого Чарли ведет себя с ней робко и неуклюже, а когда она смотрит на него, но не улыбается в ответ, робеет еще сильнее.

Ливия похудела, а Томас отощал. Он чище своих товарищей (за что должен благодарить Лиззи, которая постоянно возилась с губкой и водой) и бледен под веснушками угольной пыли. Из-под повязки выползают щупальца темно-синей татуировки, касаются брови и уголка глаза — там, где уголь въелся в свежий шрам. Его лицо — маска напряжения. Каждый его шаг по грязной тропе требует огромных усилий воли.

К тому времени, когда рассвет сменился полноценным утром, они видят впереди цель своего похода — не столько селение, сколько небольшую станцию. Тут останавливаются товарные составы, чтобы забрать груз. На таких поездах можно проехать всего за пенни, вместе со свиньями и курами или на черных горах угля. Это мистер Мосли посоветовал прийти сюда: тут они привлекут меньше внимания, сказал он, чем на городском вокзале. Так путешествуют бродяги. Бродяги. Что ж, думает Чарли, вид у нас соответствующий. Его штаны и куртка отяжелели от грязи. С неба сыплется мелкий дождик, оставляя на грязной коже мокрые дорожки. Словно по команде, они замедляют шаг под прикрытием холма. Время принимать решение.

Однако слова приходят не сразу. Захлестнутые новым ощущением — мир, лишенный крыши, — они мало говорили все утро, и странная скованность так и не покинула их, так, будто слова могли вызвать что-то необратимое, завершить одну часть их жизни и вынудить начать новую.

Чарли делает первый шаг.

— Ты хочешь вернуться домой? — спрашивает он Ливию. — К матери?

Девушка трясет головой. Она зашла так далеко, предположив, что мать участвовала в нападении на них. Теперь надо идти до конца. Чарли знает, что спорить с ней бесполезно.

— Значит, в Лондон.

Он слышит вопрос в собственном голосе. Вопрос, обращенный к Томасу. Томас — их вожак. Никакого голосования не было, никто его не выбирал, но это так, даже теперь — особенно теперь, — когда он ранен и слаб.

— Я хочу сказать, что если мы не можем вернуться к леди Нэйлор, а сидеть на месте не собираемся, то остается лишь Лондон. «Табачный док, полночь, двенадцатое января». Так записано в журнале, который я нашел в лаборатории. «Заберите лично»: значит, леди Нэйлор будет там. Она над чем-то работает, над чем-то очень важным, и заплатила целое состояние всего за один товар.

Очевидно, Томас рассуждает точно так же. И все же в его ответе слышится нерешительность:

— Какое сегодня число? На нас напали второго января, в рудник мы спустились третьего. Под землей провели шесть дней. Сейчас утро девятого?

И Ливия, и Чарли подтверждают его расчеты.

— Значит, у нас целых четыре дня. Достаточно.

По его телу пробегает озноб, он приседает на корточки и опирается одной рукой о землю. Чарли понимает, что Томас может упасть в обморок. Что он не способен даже стоять.

Но голос Томаса звучит твердо.

— Нам нужно поговорить с тем, кто может все прояснить. Рассказать о лаборатории, об экспериментах, о теории леди Нэйлор насчет дыма. Нужно добыть новых сведений, узнать чужую точку зрения. Без этого мы так и будем бродить в темноте. — Он вскидывает подбородок. Решение принято. — Вы оба поедете в Лондон. Я отправлюсь к Ренфрю.

— К Ренфрю! Откуда ты знаешь, что можно ему доверять?

— Я ничего об этом не знаю. Но в свое время он учился у барона Нэйлора. И это он обнаружил во мне болезнь. Если мы правы, если клетка в лаборатории предназначена для меня из-за этой болезни, тогда, Чарли, я должен узнать, для чего это все. Иначе я делаю выбор вслепую. И меня уже тошнит от этого.

Чарли хочет возразить другу, сказать, что он не прав. Что Ренфрю ничего не знает и обойдется с Томасом как с нашалившим учеником: отругает его, запрет в классной комнате и заставит мыть полы в наказание. Но перед его мысленным взором возникает ночной экипаж, мастер этики и дыма, который сидит возле них и тихо беседует с Томасом. Ренфрю знает. Кое-что. Или даже немало.

Может, он согласится рассказать об этом.

— В таком случае, — говорит Чарли, спокойно глядя на друга, — мы все к нему поедем.

Но Томас не соглашается:

— Слишком рискованно. Все-таки нам неизвестно, на чьей он стороне. Зато известно, что он каким-то боком замешан во все это и знаком с леди Нэйлор, которую мы пока считаем своим врагом. Нам лучше разделиться. Хотя бы один из нас должен добрался до Лондона, на тот случай, если Ренфрю станет удерживать меня. Кто-нибудь должен знать об этом, чтобы в случае чего выступить свидетелем.

Вновь рассуждения Томаса кажутся убедительными. И вновь Чарли приходит к другому выводу:

— Тогда поеду я. — Он продолжает говорить, не слушая протестов Томаса: — Если ты прав — насчет клетки, дыма в тебе и всего прочего, — тогда им нужен именно ты. А не я. Поэтому к Ренфрю поеду я.

Томас все еще возражает, даже поднимается с земли. В его голосе злость, все его тело дрожит от слабости.

Умолкнуть его заставляет Ливия.

— Вы не можете ехать, — говорит она ему. — Один точно не можете. Просто не осилите дорогу. Кто-нибудь должен быть вашей нянькой. А значит, в любом случае вы подвергаете риску одного из нас. — Она говорит очень сдержанно, даже бесстрастно, поскольку не спорит, а называет вещи своими именами. — Я не знаю этого мастера Ренфрю и вряд ли сумею найти его. А вам нужен спутник. Значит, или мы едем туда все и рискуем своей жизнью, или не едет никто. Или едет один Чарли — и один отвечает за последствия вашего решения.

Она переводит взгляд с одного юноши на другого, словно взвешивая их. Чарли становится неуютно под этим взглядом.

— Вы должны определиться, мистер Аргайл.

Ливия произносит это совсем тихо, будто уже знает, какое решение он принял.

Они расстаются, назначив место и время встречи. Все просто. Есть только одно место в Лондоне, которой оба мальчика непременно найдут: площадь, где проводятся казни, у помоста. Ждать там договорились трижды в день: на рассвете, в полдень и на закате, начиная со следующего дня. По их расчетам, Чарли доберется до Лондона не раньше чем через сутки. Ему придется переночевать в школе. Или в дороге.

Появляться на платформе втроем не следует. Если их ищут, то высматривают троих знатных отпрысков, двух мальчишек и девушку. Может, повсюду уже расклеены листовки, а по каждой станции бродят сыщики. Но вряд ли их заинтересует грязный бродяга в лохмотьях с чужого плеча или пара работников с рудника. По крайней мере, они надеются на это. Чарли предстоит отправиться первым. На три часа раньше товарищей. Это залог того, что люди, увидев одного подростка, не соотнесут его с двумя другими. Кроме того, Томас успеет немного отдохнуть.