Дэн Вилета - Дым

Перед тем как уйти, Чарли делает шаг к Ливии. Томас отворачивается и погружается в изучение своих ботинок. Дает им возможность побыть наедине. И все равно прощаться нелегко. Они не знают, как это делается. Они никогда не прикасались друг к другу при свете дня.

В конце концов Чарли протягивает ладонь. Ливия смущенно вкладывает в нее свою. Так могли бы вести себя незнакомцы во время случайной встречи, только они не убирают руки, а продолжают стоять так — тонкие пальцы Ливии в пальцах Чарли. Ему хочется поцеловать их. Но она отдергивает ладонь раньше, чем он успевает поднять ее к своим губам.

— Слишком грязная, — шепчет она, с отвращением глядя на почти черные пальцы. — Будь осторожен, Чарли.

— И ты тоже.

Настает черед Томаса. Чарли подходит и садится на землю рядом с ним.

— Присмотришь за ней, ладно? Вместо меня.

Томас кивает, но его взгляд мрачен. И в нем таится страх, который Чарли не в силах понять.

— Все-таки должен ехать я, — говорит Томас.

— Мы же решили. И так правильнее.

Томас бессильно пожимает плечами:

— Будь осторожен с Ренфрю. Не рассказывай ему всего.

— Я скажу только то, что могу. Мы дали леди Нэйлор честное слово. Обещали не распространяться о том, что видели. Может, она заговорщица или злодейка. Но наше слово — это наше слово.

Он обнимает друга, встает и уходит.

Напрасно Чарли беспокоился о том, что будет выделяться на фоне других в маленьком поселке при грузовой станции. На единственной улице полно странных людей, одетых в самые разнообразные и почти всегда грязные наряды. Тут и женщины, молодые и старые, и шайка сорванцов, забрасывающих друг друга камнями. Ремесленники, торговцы, безработные рудокопы. Босой молодчик, тянущий под уздцы осла. Здоровенный шотландец в шинели, осыпающий небеса пьяной руганью с сильным акцентом. Чахоточная женщина, тощая как палка, продающая обугленные куски мяса на косточках, которые она готовит тут же на жаровне, установленной на обочине дороги. Попрошайка в одном балахоне, выставляющий свои культяпки перед каждым прохожим.

Где люди, там грех. Чарли испытывает потрясение, когда до него долетает запах дыма. Целую неделю он не ощущал его. Чем ближе он подходит к станции, тем заметнее и гуще облака дыма: они плывут по ветру, посыпая строения сажей. Чарли вдыхает этот запах и чувствует, как в нем растет раздражение. Трудно жить в этом мире, не сжимая кулаки.

Неожиданно оказывается, что достать место до Оксфорда очень просто. Какой-то человек зарабатывает, продавая билеты в товарняки — в открытую, сидя за столиком прямо на платформе, словно обычный кассир. У него несколько подручных, все крайне сомнительного вида. Они расхаживают вдоль путей и следят за тем, чтобы никто не пытался запрыгнуть в вагон, не заплатив им.

— Мы кондукторы, — кричит один из них. — У кого нет билета, заплатит своими зубами.

У него самого зубов почти нет, и нижняя часть подбородка будто отсечена ножом.

Как и Томас, Чарли потерял бумажник вместе со всем своим багажом, когда они убегали от выстрелов. Ливия вообще не брала денег. И поэтому все их состояние сводится к нескольким пенни, которые дал этим утром мистер Мосли, отсчитывая монеты и кладя их в грязные ладони Чарли.

— Без них далеко не уедете, — заявил он, когда они захотели было отказаться.

Перед тем как разойтись, они поделили деньги пополам, рассудив, что Чарли придется проехать на поезде два раза, а Томасу и Ливии — только один. Теперь при виде продавца билетов Чарли тревожится, что денег не хватит, и протягивает ладонь с монетами.

— Сколько?..

Тот смотрит на него, фыркает, сгребает все деньги разом и лишь потом спрашивает:

— Куда едем?

— В Оксфорд.

— Окс-фьорд, — продавец передразнивает Чарли, подражая его акценту. — Так ты из «Окс-фьорда». Из богатых? Сынок бюргера в бегах, как я понимаю. Не иначе как пороли тебя мало. Или влюбился в девицу неподходящую. Тебе-то, небось, подходила? — Он делает такой непристойный жест, что Чарли краснеет до корней волос. — Надо было убегать с полными карманами, сынок. Ну да ладно, тебе повезло. Поезд где-то через час. Любой из пяти вагонов — твой. Двери будут открыты. Если тебя поймает станционный смотритель, допустим, в Оксфорде, скажи, что путешествуешь экспрессом. Он тебя не тронет, не бойся, ему хорошо заплатили.

— Спасибо.

— А, ерунда. Нравится мне это — услужить при случае какому-нибудь барину. А теперь иди, иди, я тут работаю.

В Оксфорд Чарли прибывает только в сумерках. Поезд не делает продолжительных остановок, но едет медленно, пыхтя и кряхтя на каждом подъеме. Несколько часов Чарли проводит в толпе других бродяг; один бесцеремонно лезет к нему в карман в поисках денег, при этом дым валит у него из ушей и изо рта, как из трубы. Когда поезд останавливается, Чарли не сразу узнает станцию: они встали далеко от пассажирской платформы, у грязной кирпичной стены. Он видит, как из вагонов выбегают несколько теней и перебираются через стену. Чарли следует их примеру и оказывается в лабиринте проулков и дворов, кишащих запахами, звуками и людьми. Ориентируясь на заходящее солнце, он двигается к западной окраине города в поисках дороги, которая выведет к школе. Примерно в лиге от города его догоняет телега, и возница предлагает подвезти Чарли в обмен на его пальто, даром что оно грязное.

— Куда путь держишь? — заводит разговор возница.

Чарли, слишком честный, чтобы солгать, называет школу, и его случайный собеседник щурится:

— Думаешь милостыню там просить? Я бы не тратил время на эту школу. Во-первых, сейчас каникулы, и никого нет. А кроме того, они скряги, каких поискать. Снега зимой не допросишься. Лучше попробовать удачи в деревне.

Чарли едет просить милостыню? В некотором смысле, да. Но вслух он бормочет что-то невнятное насчет знакомства с одним из привратников, стараясь говорить потише и не выдавать свой акцент. Мысль о Крукшенке, ворчливом и недалеком, уколом отзывается в сердце.

Возница высаживает его возле деревни, в часе ходьбы от школы. Должно быть, уже около десяти. К ночи небо проясняется, и температура падает. От декабрьского снега не осталось и следа, но в воздухе попахивает новыми снегопадами.

Чарли спешит из последних сил, и вот впереди показывается темный силуэт школы. Он уже видел ее с этой точки, при сходном освещении, в тот вечер, когда они возвращались из Лондона. Светится только одно окно, под самой крышей, там, где живет Траут. Директор просил Чарли шпионить за Нэйлорами и, наверное, жаждет получить его отчет. Но Чарли направляется не к Трауту.

Он сворачивает на тропинку, идущую мимо поля для регби, и пересекает небольшой ручеек, направляясь к уединенному коттеджу, который окружен живой изгородью. Большинство учителей живут в главном здании, а по выходным и в каникулы разъезжаются по домам, к женам и детям, или отправляются в альма-матер, где за ними закреплены комнаты. Но несколько преподавателей — самых бедных, как поговаривают не без насмешки, тех, у которых нет ни семьи, ни собственного жилья, — обитают в домиках на границе школьной территории, сдаваемых им в годовую аренду. Тот, к которому подошел Чарли, — жилище Ренфрю. Над узкой дверью зажжена одна лампа, через задернутые занавеси робко пробивается свет второй. На подходе к дому Чарли спускается к ручью, окунает руки в черную ледяную воду и ополаскивает лицо. Без мыла получается плохо, но, по крайней мере, при встрече с учителем он будет освеженным, никаких слипающихся глаз. У дверей висит молоток в виде серебряной совы. Минерва, богиня мудрости.