Изяслав Кацман - Деревянный Меч и Та, Которую Любит Небо

"Эй, Даговорг, с тобой всё в порядке?" - участливо спросил Андахор.

У гиалийца не было сил ответить - в шете ты обретал чудодейственные возможности, но затем наступала неизбежная расплата: несколько дней придётся лежать пластом, восстанавливая силы, взятые у будущего.

"Помогите ему встать!" - раздражённо приказала Дандальви.

Несколько пар рук подхватили и поставили Даргеда на ноги. Затуманенным взором он увидел, что находится на вершине холма - бык не добрался до зрительниц охоты считанных два-три шага.

"Ты уже второй раз спасаешь меня" - улыбнулась дочь ард-дина. И неожиданно поцеловала гиалийца в пересохшие губы. И тут же отпрянула. "Думаю, что один поцелуй дочери Бардэдаса ты заслужил" - с прежней надменностью добавила она.

-Даговорг, что делать с твоей добычей? - спросил Андахор.

-Как что - сказал кто-то - Таким трофеем можно гордиться, даже завали он его копьём. А тут голыми руками. Пусть прибьёт голову на стене в своих покоях.

Гиалиец представил себе мёртвую голову в своей комнате и мысленно содрогнулся. С трудом разлепив губы, он прохрипел: "Воды". Чья-то рука поднесла ко рту кожаную баклагу. Сейчас было не до брезгливости. После несколько мелких глотков речь вернулась к нему.

-Этот зверь убил воина на моих глазах. Я лучше отдам голову родичам погибшего: пусть они знают, что за него отомстили - сказал Даргед, едва ворочая языком.

-Э-э - замялся Андахор - Никогда не слышал, чтобы закон кровной мести распространялся на животных.

-Ну и что - ответил гиалиец - Я дарю родне убитого голову убийцы. Разве такой противник не достоин уважения наравне с человеком?

-Пожалуй, ты прав - согласился аган. И добавил, обращаясь к кому-то за спиной Даргеда - Иди, узнай, как звали погибшего, и какого он рода. Скажи родичам убитого, что Даговорг дарит им голову убийцы.

Гиалиец кивнул в знак подтверждения и даже махнул рукой: иди, мол. В голове была сущая каша: вязкая тягучая усталость, что-то вроде радости от того, что вновь спас капризную трупоедку, глухая тоска, словно от потери чего-то очень важного. Ведь он убил сегодня первого в своей жизни зверя. Руки Даргеда по локоть в крови - и гиалийцев, и трупоедов, но до сегодняшнего дня на его совести не было ни одного зверя.

V

Дни следовали один за другим: ясные и дождливые, наполненные пирами и состязаниями менестрелей или поединками между лучшими бойцами. Даргед принял участие в них дважды. Дрались тупыми и тяжёлыми мечами из бронзы. Оба раза гиалиец легко победил в десятке схваток и получил платок из рук Дандальви.

После этого он стал уклоняться от турниров. Бардэдасу и придворным гиалиец говорил, что не видит смысла в поединке, в котором наверняка победит. Ард-дин счёл, что гость прав - не велика честь одолеть в потешном бою более слабого противника. Менестрель Келенгас добавил в длинную балладу о Даговорге, спасителе Дандальви дочери Бардэдаса Славного, новый куплет, в котором расписывались отчаяние и тоска могучего мужа, не имеющего достойных противников.

Знал бы долговязый певец, чем на самом деле вызвано отчаяние княжьего гостя... Хорошо трупоедам, незнающим, что такое единение разумов и чувств - никому из них не грозят одиночество и пустота изгнания. Разбередила старая ведьма, разбередила утихшие было тоску и боль. Раньше он думал, что нет ничего страшнее Исключения Из перечня Живых. Оказалось - нет, ещё хуже встреча с соплеменником, пусть даже таким же отверженным... А тут ещё эта трупоедка, пожирающая его влюблёнными глазами.

Справедливости ради, Даргед честно признавался себе, что, во-первых, ему нравилось тщательно скрываемое внимание дочери хозяина, а во-вторых, каким-то причудливым образом, мысли о ней заглушали вновь вспыхнувшую после встречи с Онгой тоску по Единению.

Облавные охоты сменялись шумными празднествами в честь Четырёх Братьев или Старых Богов. Осень подходила к концу, прошёл первый снег, растаяв без следа. Степь превратилась в чавкающее под ногами болото. Но через пару морозных и солнечных дней дороги вновь подсохли.

Даргед понимал, что он слишком загостился в Келен-Конноте. Но как покинуть эти гостеприимные стены, не вызвав ничьих подозрений: с чего бы это храбрый воин, обласканный милостью самого Великого Князя, вдруг исчезает...

Временами гиалиец жалел о том, что спас дочь этого трупоедского вождя: пройди он тогда мимо, давно бы уже миновал аганские земли и был бы в относительной безопасности у горцев или лунов. Совершенно дурацкое положение: хозяин дворца ни на шаг от себя не отпускает, девка эта смотрит влюблёнными глазами, уже и разговоры среди придворных пошли, что мол, неспроста пришелец дважды спасал дочь ард-дина, видать, это знак Неба и Четырёх.

Бардэдас в приступе пьяной откровенности однажды начал разглагольствовать о том, какие славные дела ждут их, когда "доблестный Даговорг" станет его зятем. Сидящие за столом болтовню хозяина восприняли по-разному - кто молча отводил от чужака взгляды, полные ненависти, кто радостно вопил, приветствуя будущего родственника Великого Князя. Но все сходились в одном - ард-дин вполне может отдать свою дочь в жёны дважды её спасшему бродяге.

Один гиалиец не разделял общего мнения. Возможно, трупоедский вождь согласился бы отдать свою дочь в жёны пришельцу - из благодарности за её спасение, а ещё более, чтобы получить преданного дому Бардэдаса человека, который, учитывая его невысокое происхождение, будет служить ард-дину и за страх, и за совесть. Но столь же вероятно, что Великий Князь жестоко расправится с дерзким выскочкой, - гиалиец быстро понял непредсказуемый характер хозяина Келен-Коннота, которого стоило бы прозвать не Мрачным, а Бешенным. Но даже если этот трупоедский вождь будет милостив, всё равно, жизнь под крышей его дома таила в себе множество опасностей - в любой день с запада могли появиться трупоеды, знающие кое-что о гиалийце.

С его стороны и так было слишком большой наглостью заявиться во дворец Великого Князя всех аганов, стоящий всего в пяти или шести днях пути от талдфаганской столицы. А уж тем более, гостить здесь который месяц.

А в это время в женской половине дворца Дандальви устраивала истерики и била служанок, которые одна за другой отправлялись то на кухню, то на скотный двор. Впрочем, истинную причину дурного расположения духа она умело скрывала, по той же причине, что и гиалиец. При дворе ард-дина было немало своден, поднаторевших в исполнении потаённых желаний господ, но то, что мужам из дома Бардэдаса разрешено и даже похвально, для женщин - запрещено и позорно. Потому Дандальви срывала злость на безропотных служанках, не поверяя никому, что же служит причиной гнева и ярости.

VI

Степная зима, малоснежная и сухая - не в пример сырой и слякотной зиме Бидлонта - подходила к концу. Уже грело на южных склонах послеобеденное солнце. В низинах скапливалась, стекая с пригорков, талая вода. Пробивались сквозь оттаявшую землю первые весенние цветы, спеша отцвести до наступления летней жары.