Воронье Гнездо

Работа, стелящаяся по столу, неощутимым пеклом мешала женщине расслабиться и успокоиться, но и приняться вновь за работу не удавалось. Она было хотела попытаться отвлечься, немного порисовав или перечитав одно из писем, но тут вспомнила, что теперь у нее есть совершенно новый способ развеятся — спуститься в подвал.

Плачущая кассирша выбежала из магазина игрушек, отчаянно шмыгая простуженным носом. Она, подскальзываясь, пробежала по припорошенному снегом тротуару мимо двух солдат, шедших мимо. Перекинутые через плечо винтовки на ремне и дебильные, сельские лица с юношескими улыбками, оголяющими кривые зубы, не оставляли сомнений — это солдаты государственной армии.

— Че это с ней? — спросил один, глядя кассирше вслед.

— Ударилась, наверное. Тебя–то ебет?

— Не, а че?

— Топор в плечо!

— Слыш! — один толкнул второго в грудь, на что получил тот же ответ.

Так они переталкивались еще где–то с минуту, пока одного не осенило:

— А куда мы шли–то?

— А? Да вроде там здание горит, и эльфов дохрена, выезжать сказали…

— А че мы тут делаем!? Без нас же наверное уехали!

— Блин… Закурить есть?

— Во, мы ж за сигаретами шли!

— Ой, бля–я–я!

— Это шедевр, мать ее, кулинарии! — выпалил Гарольд в тот момент, когда Сима вошла в подвал.

Гарольд держал в одной руке вилку, а в другой — коробку с лапшой.

— Сам часто беру эту штуку — мне друг посоветовал. Боюсь, на нее правда можно подсесть — отвечал Андрей.

Кит молча жевал свои расстегаи в темном углу.

— Сим, попробуй. Андрей говорит, это зарубежное блюдо, к нам его только недавно слямзили, но, черт, будь моя закусочная цела, я бы заменил все позиции в нашем меню всяческими разновидностями этой штуки — Гарольд поднял коробочку вверх.

— А что с твоей закусочной? — взволнованно спросила Серафима.

— Ох, я тебе еще не рассказывал? Ну, садись поудобнее и отведай этой пищи богов.

— И мне тоже не рассказывал! — сказал Андрей.

Гарольд озадаченно посмотрел на него. Рядом на стул села Серафима, которой тут же была протянута коробочка лапши тем самым озадаченным.

— Итак, все началось в далеких нулевых… — начал Гарольд.

— Что? — перебил его Кит.

— Прояви хоть каплю уважения!

— Да хоть целое ведро, если скажете, конечно.

— Ты что, паясничаешь? Слушай, дело даже не в том, что это уязвляет меня, а в том, что отбивает аппетит. Знаешь, мы слишком долго не спали, чтобы позволить себе роскошь, которую не следовало бы позволять даже будучи бодрыми.

Кит уснул в темном углу, уронив пирожок. Серафима ошарашенно водила глазами по этому безобразию, но "оружейный барон" попытался ее успокоить:

— У него дюжина пулевых ранений, пара тонн поднятого груза и ужасный стресс. Ему пора бы уже.

— А–а–а…

— Так вот, в детстве, в этих самых нулевых, мне часто снился один странный сон: в общем, прихожу я в какое–то здание с абсолютно нелепым интерьером — всюду разноцветные стены и вставки, полно народу, и музыка играет не пойми откуда. Причем, такие странные инструменты — в жизни никогда не слышал. Даже не знаю, как сказать… Противно, но ритмично. Так вот, снимаю я, значит, свои детские туфельки, и надеваю чужую, дешевую, драную, скользкую, спортивную обувь и иду вглубь здания, а там какие–то блестящие дорожки в ряд. На конце каждой дорожки несколько столбиков, штук десять по прикидке. Тут у меня в руке появляется тяжеленный скользкий шар, я кидаю его на дорожку, и сон обрывается. Каждый раз он обрывался на том моменте. Есть идеи, что он означает?

— Эммм… Это все вообще бессмысленно… — сказал Андрей.

— Да, но я это рассказал не ради такого ответа. Мне кажется, все эти дорожки символизировали жизненные пути, но…

— А что с закусочной? — спросила Серафима, наворачивая лапшу.

— Видимо, особо тут уже не выкрутиться… Ну, слушайте: так уж вышло, что спасать всех тех недотеп пришлось мне одному…

Угарный газ торжественно проходил по коридорам пятиэтажного, одноподъездного, многоквартирного здания, заглядывая за каждый дверной проем и пугая и без того ошарашенных взрывом жителей. Люди выбегали из каждой щели, роняя предметы, которые они крепко прижимали к груди: на полу валялись бумажники, паспорта, фотографии, разбитые банки с вареньем, ключи от квартиры и много–много других вещей первой и не очень необходимости. Все бросались к одной узкой лестнице и, яростно толкаясь, пытались спуститься — кто–то традиционным способом, а кто–то решал просто по ней скатиться. Бойкие старушки размахивали тростями, матери с детьми кусались и щипались, а мужчины вежливо уступали дорогу, прикрывая выбитый глаз или надкусанное ухо. Ситуация накалялась по приближении к первому этажу: как из–за увеличения концентрации паникующих жителей, так и из–за того, что эпицентр бедствия приходился на подвал и первый этаж.

В одной из квартир первого этажа откашливался, стоя на четвереньках, Карим. Неподалеку из–под обломков вопил "добрый самаритянин", тайно приютивший нескольких эльфов.

— Господь Милосердный! — кричал он, пытаясь вытянуть ногу из–под бетонных обломков. — В чем же я провинился!?

Карим полз к человеку по осколкам стекла мимо еще хватающего ртом воздух товарища, которому взрывом оторвало ноги и немного тела по самые легкие.

— Кубыть его… — Карим ошарашенно взглянул на след из кишок, шедший от эльфа.

— Стари–и–ик! — не унимался "самаритянин", получивший надежду, услышав знакомый голос.

— Да не визжи ты так! — ответил Карим, знавший, что еще ничего не кончено.

Пелену дыма и пыли разрезал оглушительный выстрел в никуда, где–то у входа в квартиру слышался топот.

— Вниз! — крикнул Карим.

Сквозь огромную дыру в стене пролетело еще несколько выстрелов. Вошедшие стреляли в противоположном направлении.

— Етить вас коромыслом! — раздраженно кричал Карим. — Нахер отсюдова!

Вошедшие молча убежали, Карим продолжил ползти. Самаритянин был все еще живым, хоть уже и не столь бойким.

— Наконец… — выдохнул человек.

— Ну ты как, сукин сын благородный?

— Нихрена не чувствую…

— Сейчас, — Карим попытался поднять придавивший обломок, но он не поддался, — намертво. Черт, может, рычаг какой есть?

— Гвоздодер был… — человек закатил глаза.

— Иде ж!? Гвоздодер!?

— За диваном…

— Ну, екарный.. — Карим уполз.

Тем временем жители, которых звуки выстрелов стегали как невидимые мокрые тряпки, бежали куда глаза глядят.

Уцелевшие Беглецы, прячась за мусорными баками, углами и обломками здания, обстреливали устроивших этот кутеж Мятежников. Народу было много, что затрудняло перестрелку в узком переулке, из–за чего некоторые личности с обеих сторон решили внести коррективы, усеяв поле брани своими трупами. Через некоторое время интенсивность перестрелки заметно снизилась и стороны, казалось, гремели выстрелами только чтобы не дать друг другу уснуть. Пожар распространялся так же сонно и, казалось, он вовсе собирается закругляться. Тем временем, в квартире "самаритянина", где Карим сражался с грудой камней, лопнула водопроводная труба, ошпарив человека и приглушив пожар. Ко всему этому празднику оголтело неслись пожарные, военные, Мятежники и Беглецы с разных сторон.