Воронье Гнездо

— Ладно, мне пора, увидимся через полтора часа.

Кружок ушел в аудиторию с красным порогом, от которого на полу шли к учительскому пюпитру полосы остальных цветов радуги. Остальные полосы были на порядок толще красного порога, и это должно было символизировать, что кровь, или, более метко, жестокость имеет наименьшее значение в ряду остальных понятий и занятий, которые по своей природе куда шире и увлекательнее. Возможно, то, что радужные полосы вели к пюпитру тоже имело некий сакральный смысл: например, что следование по ним приведет к тому же успеху, к какому пришла и преподавательница, но знающих ее людей это бы совсем не стимулировало учиться. Избегая подобной перспективы, они остались бы лучше на узенькой красной полоске, которая часто служила для того, чтобы выкавыривать забившуюся под каблуки грязь перед входом. А все потому что никто из представителей нового поколения не способен оценить великую силу символизма. "Глупцы, дети очевидности и однозначности, мерзкие выродки технического прогресса, математические зомби, коим место в праведном костре" — именно так, в исключительно добродушной интонации, думала про себя Фиалка, преподавательница Основ Гуманизма.

В аудитории сидело двое бритоголовых вышибал, выглядевших так, будто на каждодневных утренних пробежках они по пути убивают прохожих заточками, чтобы было не так скучно, и одна улыбчивая особа с венком на голове. Его она сплела еще ранней осенью, чем привлекла внимание Фиалки, и та научила первокурсницу чарам неувядания. Улыбчивая девочка, к слову не сидела, а помогала Фиалке развешивать лианы красноплодной тетрастигмы, которую вывели в местном саду. Ребята с факультета травников утверждают, что они оберегают от злых и тревожных мыслей, умиротворяют и успокаивают одним своим присутствием. Правда это или нет, но два бритоголовых студента продолжали тыкать друг в друга карандашами, гоготать и материться. Кто знает, может они иммунны к травам и зельям?

— Розочка, подцепи поближе к середине! — сказала Фиалка девушке, вытягивая лиану наверх.

— Сейчас, Фиалка, т-только тут закреплю… Все, уже бегу! — Роза, забавно мельтеша ногами и придерживая венок, побежала к середине доски.

Все эти суетливые цветочные именные возгласы напомнили Кружку о Лилии, отчего он вздохнул, улыбнулся и мечтательно подпер лицо рукою, предварительно усевшись за парту.

— А м… М-можно эти ягодки есть? — заикаясь, спросила Роза, закрепляя лиану. Ее вьющиеся рыжие волосы, доходившие только до плеч, забавно подпрыгивали, когда она пыталась дотянуться как можно выше, чтобы лиана висела посолиднее. И сама она, в общем–то, была забавной. Кружок не знал, с какого она факультета, но производила девушка такое впечатление, что училась там, где всеми ненавистное Посвящение не проходят, потому как своим радушным видом резко контрастировала на фоне остальных понурых лиц.

— Нет, Розочка, нет! Или да. Я думаю, они вполне могут умиротворить… Сверх меры.

— О, д-да ладно, если вам не сказали быть осторожной с ягодками, значит н-ничего в них страшного! — Роза сорвала с лианы и закинула в рот красную ягодку, похожую на виноград, после чего довольно улыбнулась.

— Роза, выплюнь немедленно! — Фиалка повысила голос, и получился какой–то капризный визг.

На этот незавуалированный приказ, как на все другие подобные, она ответила вызывающим ребячеством: показала Фиалке язык и убежала за парту. Выпрямив спину и сложив руки на парте "как учили в школе", она произнесла:

— Давайте начинать пару!

Новичок удивился бы такой нелепости: в аудитории всего–то четыре человека, хотя записано на предмет таких сорванцов еще штук пятнадцать. Но ветеран Основ Гуманизма лишь ухмыльнылся бы и сказал: "Классика". И, прежде чем мы начнем урок, небольшая оговорка: никто, кроме Розы, не записывался на эту дисциплину по своему желанию. Продолжим.

Фиалка вздохнула и, поняв, что никто больше не явится, чтобы оценить если не ее лекцию, то хотя бы новую кабинетную декорацию, начала урок.

— Ну здравствуйте, ребята.

— Здарова! — ответил один из бритоголовых.

— Ну, что там у вас сегодня… — Фиалка листала журнал. — О, матерь божья. Ладно, хорошо, что вас тут так мало. Сегодня познакомимся с Рози, упасите духи, Хилером поближе. Да, ребята, чтобы знать, каким человеком стоит быть, необходимо сначала понять, каким человеком быть не стоит.

— Он ж не человек, так, приблуда эльфийская! — подал голос другой бритоголовый.

— Все мы люди, Владимир. Все мы люди. Итак…

Итак, думаю все согласятся, что чем слушать росказни занудной учительницы, лучше взглянуть самим.

Свеча слабо освещала персону, увлеченно водившую пером по тетради. Делал он это не потому что было это давно и канцелярских ручек еще не изобрели, а потому что этих ручек он не ценил и не понимал. Куда больше ему импонировали гусиные перья. Неподалеку, в стаканчике, стояло несколько таких — все разной толщины и диаметра. Рядом было несколько баночек с чернилами разных оттенков. Все это для того, чтобы подделывать записи в мед. картах — почерк он подделывать умел, но этого не всегда достаточно. Благодаря паре эксцессов, он уяснил, что лучше чтобы вся врачебная запись была сделана "одной ручкой". Люди приходили к нему тогда, когда в больницы ложиться было опасно, либо бесполезно: ранения с сомнительными историями или хворы, перед которыми нерадивые врачи оказывались бессильны. Порой людям требовалось не лечение, а, наоборот, какая–нибудь болезнь — кому–то нужно было откосить от армии, кому–то получить дотации по инвалидности, — все проходило безболезненно благодаря магии и зельям. Поэтому заходили к нему порой и за простым удалением зуба. Чудо–целитель, как он есть, что и говорить. Но это не привлекало к его берлоге ряды больных, сирых и убогих, посетители у него были только самые смелые и лишенные народного заблуждения о том, что магия укорачивает жизнь и вредит мозгам. Хоть со своими посетителями, в большинстве своем постоянными, он и был на "ты", ни настоящего имени, ни его лица они не знали. Примал нуждающихся он в том же виде, в каком был и сейчас: черная мантия с обязательно накинутым капюшоном, надетая церез плечо сумочка со снадобьями первой необходимости и парой мелких инструментов, и белая пластиковая маска с обычными овальными прорезями для глаз, пятью крохотными дырками в два ряда, расположенными у рта, и черным крестом на лбу, безошибочно ассоцировавшимся у всех с медпомощью. Присмотревшись, можно было увидеть и некоторые узоры на щеках, но это уже не столь существенно. Руки его облачали тонкие кожаные перчатки, одна из которых, правая, обладала чрезвычайно полезной дыркой, из которой беззастенчиво торчал костлявый эльфийский указательный палец. Обобщая полученные сведения, можно с уверенностью заявлять, что образ вольного медика и спасителя отчаявшихся напоминал скорее серийного маньяка–убийцу в хоккейной маске, выковыривавшего указательным пальцем глаза жертв и складывающего их в свою маленькую сумочку. Как же так получилось, что эльф, ошибка эволюции, тошнотворный скам и просто член низжего сословия сидит без ошейника в личной конторке и исцеляет честных людей, да еще и за плату, пусть даже символическую?