Эрлик в тумане

В семь вечера они собрались в зале. Близнецов уже не было, и члены группы переместились на «Грифон». Их провожал только Фостер и сидящие за компьютерами операторы. Они собирались следить за отправлением «Грифона» и продолжали анализировать аномалию.

Ганзориг оказался в капитанской рубке и сразу ударился локтем об одно из кресел у пульта управления, оступившись из-за неожиданно сильной качки. На огромном авианосце шторм почти не ощущался, но сухогруз был гораздо меньше и легче, так что волны, которые ещё не улеглись, чувствовались здесь сильнее. Помощник капитана повёл их вниз.

Ганзориг не верил своим глазам. Он бывал на множестве переделанных кораблей, но ничего подобного «Грифону» ему не попадалось. Б о льшая часть грузового отсека балкера была переоборудована и превращена в один огромный зал. По его чёрным стенам шли надписи, знаки и печати, светящиеся ядовито-зелёным цветом. Ганзориг не видел ни одного знакомого сочетания символов. Вдоль стен по полу тянулись толстые кабели и тонкие разноцветные провода, стянутые специальными кольцами в пучки и исчезающие в многочисленных машинах разного вида и назначения. Вдоль центра зала стояло несколько аппаратов и шкафов с оборудованием, разделявших его на два коридора. Пройдя по одному, Ганзориг оказался в помещении ближе к носу «Грифона». Здесь близнецы обустроили себе наблюдательный пункт и ожидали группу вместе с теми членами экипажа, что не были заняты на вахте.

Они не стали распространяться о том, что им предстояло. Словно командир перед строем солдат, Франц кратко объяснил, чего они ждут от каждого из присутствующих в те сорок минут, пока «Грифон» двигается к аномалии и входит в неё. Корабль будет герметически задраен и в случае неблагоприятных внешних условий сможет как минимум месяц существовать автономно. Но это, по мнению братьев, маловероятное развитие событий. Скорее всего, выходить на палубу они смогут, приняв определённые меры предосторожности.

— У вас есть полчаса, чтобы устроиться, — сказал Франц, осмотрев группу. — Потом всех прошу вернуться сюда.

Помощник капитана показал им каюты. Ганзориг давно не бывал в помещениях столь маленького размера. Места здесь хватало только для кровати и выдвижного столика; в стену был встроен шкаф, вторая дверь вела в крошечную душевую. Стены были голыми, если не считать внутрикорабельного коммуникатора, небольшого экрана, расположенного над столом. Единственное, что Ганзоригу понравилось, это оранжевая цветовая гамма ковра, стен, мебели и постельного белья. Он оставил чемодан неразобранным — возможно, через час ему будет всё равно, большая у него каюта или нет, — и вернулся в зал.

Близнецы остались там не одни. У аппаратов, расположенных по левому борту, сидела молодая коротко стриженая женщина в погонах лейтенанта. Братья остановили своё кресло справа, у длинного стола со множеством приборов, и развернулись к ним спиной.

— Адмирал, — сказал Франц, ничуть не удивлённый скорому возвращению Ганзорига, — смотрите, что у нас есть.

Он указал на стену, которая отгораживала зал от носовых помещений. Рядом не стояло приборов, по полу не тянулись провода, и это была единственная стена без зелёных символов. Сперва Ганзориг не понял, на что ему смотреть, но вдруг чернота стала прозрачной, и он увидел волны и стихающий дождь. Небо над кораблём постепенно прояснялось.

— Мы будем видеть всё, что происходит снаружи, — сказал Франц. — Если среда окажется агрессивной, экран пригодится.

— Не думаю, что там агрессивная среда, — негромко ответил Ганзориг, вспомнив о ночи, когда он пытался пообщаться с аномалией. Она была любопытна, но не агрессивна. Адмирал сел на один из стульев на толстой серебристой ножке, которая слегка пружинила и изгибалась, гася качку. — По крайней мере, вряд ли она агрессивнее, чем здесь.

Скоро один за другим появились Саар с Томой, Кан и Вальтер. Ганзориг всё ещё не понимал, зачем здесь нужен этот человек. Знаток языков вызывал у него необъяснимую неприязнь, а Ганзориг, повидавший великое множество людей, привык доверять своей интуиции.

Внезапно ему на колени прыгнуло что-то тяжёлое. Он вздрогнул, посмотрел вниз и увидел корабельного кота, которого помощник капитана Ормонда приносил на «Цзи То». Кот устроился поуютнее и зажмурил глаза. Ганзориг не стал его прогонять. На всех кораблях, где он служил, обитали коты — иногда больше десятка, — и они не ловили крыс, которых, разумеется, там не было. Тренированные коты и кошки, даже без нейроошейников и голосового перевода, умели делать то, что обычно требовалось от психологов и переговорщиков, но гораздо эффективнее. В их присутствии все конфликты на корабле решались быстро и без проблем.

Биологически кошки с нейроошейниками ничем не отличались от остальных. Они не умели говорить и не формулировали мысли словами так, как их выдавал голосовой переводчик. В них внедряли устройство, которое разрабатывалось для людей, не способных говорить от рождения, из-за травмы или впадения в кому. В нервных узлах этих кошек сидели «пауки» с ножками, вытянутыми во все стороны, словно гибкие антенны, улавливая нервные импульсы. Они обрабатывали информацию и посылали её в процессор ошейника. Тот анализировал данные и преобразовывал в слова согласно заложенным настройкам программы. Но первая эйфория от общения с животными быстро угасла — им было почти нечего сказать. Даже обезьяны, получившие подобные импланты, не стали от этого больше людьми. Но случались и исключения, чаще всего связанные с работой колдунов-генетиков. Созданные ими животные были умнее своих собратьев, а их психика всё равно оставалась нечеловеческой.

Ганзориг почувствовал, что корабль меняет курс. Лейтенант за пультом вела обратный отсчёт: 30 минут, 25 минут, 20… Ганзориг, сидевший так, что ему были видны только близнецы и лейтенант, периодически чувствовал затылком чей-то взгляд. Он сразу понял, кто на него смотрит. Вальтера и Кана Ганзориг не интересовал, слепая девочка не могла его видеть. Оставалась только Саар.

Но Ганзориг не успел подумать, чем он мог привлечь её внимание. Лейтенант объявила десять минут до входа в аномалию, и тут лежавший на коленях кот поднял голову, затем сел, и его ошейник озарил серебристый свет.

— Слишком медленно, — донёсся из декодера приятный мужской голос. — Мы идём слишком медленно.

Братья, до сих пор пребывавшие в трансе внутреннего диалога, немедленно очнулись.

— Увеличить до сорока миль, — сказал Франц.

Лейтенант, сидевшая в наушниках с микрофоном, передала приказ. Кот на коленях Ганзорига больше не ложился и продолжал смотреть на экран. Братья развернули к нему своё кресло, только когда лейтенант объявила минутную готовность.