Александр Золотая Грива.

Так замечтался, что вздрогнул, когда дверца распахнулась, лакей почтительно предложил выходить. Спрыгнул, минуя ступеньки, прямо на камень мостовой. Карета тотчас укатила.

Прямо перёд ним высится громадный храм Святой Софии Константинопольской. Массивные стены уходят высоко в голубое нёбо, смыкаются золотым куполом. Сотни людей стоят и сидят вокруг храма, молятся, просят милостыню, отдыхают, потому что пришли издалёка. На карнизах, по краям крыши, в оконных проёмах сидят голуби, белые и голубые, много-много, словно души ушедших в иной мир собрались посмотреть на этот, в котором когда-то жили сами.

- Господин Александр? - внезапно раздался густой бас прямо над ухом. От неожиданности Александр едва не подпрыгнул.

- Да! ... э-э ... какого чёрта так орать, а? - обернулся он.

Рядом стоит здоровенный монах, выше его на две головы и в плечах шире раза в полтора. Что бы увидеть лицо, пришлось поднять голову. Александр невольно шагнул назад.

- Простите, я не хотел отрывать вас от дум, - прогудело сверху. Лицо монаха, и так грустное, опечалилось ещё больше. Карие ромейские глаза опустились к земле, голова склонилась. Александр увидел, что монах ещё совсем не стар, так, не больше пятидесяти, просто седая борода, ввалившиеся от худобы щёки и заострённый нос делают старше.

- Мне велено встретить вас, проводить в покои. Владыко и господин Марцеллий ждут вас, - произнёс монах уже тише, делая приглашающий жест.

Пошли по широкой лестнице. К Александру сразу протянулись десятки рук нищих и убогих. Шквал голосов, просящих и требующих, жалующихся и плачущих обрушился со всех сторон. Вытянулся, плотно прижал руки, что бы никто случайно не коснулся его и так поднимался по ступеням вслед за монахом, как ожившая статуя. Тёплая вонь от давно немытых тел и гноящихся ран обволокла со всех сторон, не даёт дышать... Александр невольно ускорил шаг, почти обгоняя монаха. Поднял голову, прикрыл глаза, потом не выдержал, взбежал по лестнице, остановился на самом верху.

Монах, в длинной чёрной рясе, неспешно прошёл мимо, не отрывая глаз от пола. Александр последовал за ним. Прошли полутёмными коридорами, миновали несколько пустых залов, опять потянулся длинный коридор. Прохлада и чистый воздух вернули настроение Александру, испорченное было вначале.

Коридор закончился узким помещением с высокими сводчатыми потолками, в конце дверь, маленькая, полукруглая вверху. Монах подошёл, согнулся чуть не до пола, открыл её. Александр склонил голову, что бы не удариться, вошёл. За спиной тихонько щёлкнуло - монах осторожно закрыл дверь.

За массивным дубовым столом сидят двое. Одного Александр узнал сразу - сенатор, он с улыбкой поднялся с кресла, подошёл.

- Проходите, Александр, мы вас ждём. Это владыко Никифор, патриарх Константинопольский и всей империи.

Александр подошёл, почтительно поклонился. Не зная, как надо приветствовать высшего иерарха церкви, просто вытянулся во фронт, как при встрече с императором. Патриарх коротко склонил голову в ответ, указал рукой на пустое кресло. Сенатор опустился на своё место и сказал:

- Как вам храм, понравился? Его строили лучшие зодчие империи долгие годы.

- Красивый дворец, настоящий дом бога, - осторожно произнёс Александр, - я не видел всего, меня провели какими-то коридорами, но то, что удалось увидеть, очень красиво и величественно.

- Вы совершенно правы, - сказал патриарх, до этого молча рассматривавший русича, - но строился храм для людей. Они приходят в храм говорить с Богом, они - прихожане. А на вашей родине есть храмы?

- Очень мало, больше капищ древних богов.

- Что это такое?

-Это ... - э-э ... ну ... - замялся Александр, не зная, как объяснить, что такое капище, - столбы такие, с головами Перуна, Велеса, Ярилы ... ещё там разные, потом жертвенные камни или колоды. Не знаю, что ещё, - махнул рукой.

- Вы, похоже, не часто присутствовали на совершении обрядов? - спросил патриарх. В пронзительно чёрных глазах вспыхнул огонёк интереса.

- Нет у меня влечения к такому. Матушка была жива, говорила, вроде как крестила меня, но так ли, не знаю, а спросить не у кого.

- Вот даже как, - задумчиво произнёс патриарх, - ну что ж, если к богомерзким обрядам влечения нет, значит, благодать божья коснулась вас. Вы крещены, не сомневайтесь.

Он быстро посмотрел на сенатора, тот кивнул.

- А как люди, верно ли служат этим ... богам?

- Да так, - усмехнулся Александр, - по большой нужде только обращаются, а молодёжь так и вовсе не хочет. Отцы заставляют обряды исполнять или князья. У нас ещё волхвы в князьях ходят, не везде, правда, в Киеве и других больших городах нет, а вот глухомани так. Да и больно уж кровавые они, обряды эти. То девку топить надо - самую ладную, не уродку какую! - то младенцев живьём на меже закапывать, что б границ племенных никто нарушать не смёл. Ну, когда печенегов полонённых режут или разбойников, то понятно, в назидание другим, а вот девок или малышню когда ... Да и не всегда помогает это. Волхвы говорят потом, что бог прогневался и жертву не принял.

- Вот как? Жизнь у невинного человека отняли, кровь пролили, а жертва не принята? И вы этому верите!? - поразился патриарх. - Подумай, Александр, если дают, что тебе не нужно или не хочешь ты от этого человека подарок принимать, ты ведь не возьмёшь, верно? А ваши боги отнимают жизнь, а взамен - ничего. Это что ж за боги такие?

- Ну, не знаю я, - замялся Александр, - у нас всегда так было.

Его раздражало, что патриарх всё время упирает на слова "ваши боги".

- А что, - спросил он, - разве вашему богу не жертвуют? Вон храмище-то отгрохали, не с воздуха ж такой построили...

- Так ведь не на крови же! - удивлённо ответил патриарх, - храм строился на пожертвования, правильно, но добровольные, весь народ отдавал последнее и император тоже жертвовал немало, и аристократия. Храм не капище, это дом Бога, но это дом и для людей. Люди приходят в храмы говорить с Богом, это место чистое, светлое, даже грубые слова произносить здесь грешно. Да, храм святой Софии построен из гранита, мрамора, купол покрыт золотом, это безумно дорого, но дороговизна эта не от кичливости - смотрите, мол, как у нас богато! - нет. Храм символизирует отношения народа к Богу, заботу о бессмертной душе... Вы видели, сколько лачуг в Константинополе? Не всё ромеи живут во дворцах, но даже простые часовни сделаны добротно.

Александру стало неудобно, патриарх говорит правильно, но попытался возразить.

- А чего ж тогда ещё жертвуют? Я видел такие ящички в церквах для сбора денег.

В разговор вмешался сенатор.

- Ну-у, юноша, это совсем просто! Храм, как уже говорил патриарх, это дом, а дома надо иногда ремонтировать.

- И это тоже, - согласился владыка, - но главный смысл пожертвования в другом. Господь наш призывает делать доброе. Вроде бы всё просто, но удивительно - как сделать доброе дело почти никто не знает! Злое - пожалуйста, ударь по лицу старика или калеку, обидь слабого, беззащитного, да и мало ли что можно сделать плохого, всякий знает. А скажи человеку - сотвори добро и он в тупике! Ведь не дано нам возвращать молодость старикам, здоровье калекам, а быть защитниками слабых мы боимся. Вот и предлагает церковь жертвовать на богоугодные дела. Это легко, просто и не обременительно для кошелька, а на душе приятно.