Джек Вэнс - Мыслитель Миров и другие рассказы

«Да, любительские увлечения не должны мешать работе», – поддержал меня шериф.

Мы вышли на заднее крыльцо, переоборудованное мной в своего рода музей. Со всех сторон стояли сундуки с узкими ящиками; мои лучшие образцы красовались под стеклом на столах. Тут же хранились геологические карты и справочники. В дальнем углу была устроена небольшая лаборатория с реактивами, весами и термостатом. В середине стоял архивный шкаф, содержавший карточки каталога всех принадлежавших мне образцов минералов.

Шериф обвел взглядом лотки и полки, неубедительно изображая вежливый интерес: «А теперь давайте взглянем на ваши метеориты».

Несмотря на то, что я прекрасно знал, где они находятся, я нерешительно повернулся сначала в одну, потом в другую сторону: «Придется проверить по каталогу – признаться, я запамятовал, где они».

Я открыл ящик архивного шкафа и, перебирая пальцами закладки, нашел раздел на букву «М»: «Метеориты – RG-17. Ах да, вот они, шериф! Ящик R, лоток G, ячейка 17. Как видите, у меня все расположено аккуратно и систематически…»

«В чем дело?» – спросил шериф.

Я слишком откровенно уставился на лист бумаги и тем самым выдал свой испуг. В списке значилось:

«RG-17-A – МЕТЕОРИТ – НИКЕЛЬ И ЖЕЛЕЗО

ВЕС – 171 ГРАММОВ

ПРОИСХОЖДЕНИЕ – РАНЧО БЕРНТ-РОК, АРИЗОНА

RG-17-B – МЕТЕОРИТ – ГРАНИТ

ВЕС – 216 ГРАММОВ

ПРОИСХОЖДЕНИЕ – КЕЛСИ, НЕВАДА

RG-17-C – МЕТЕОРИТ – НИКЕЛЬ И ЖЕЛЕЗО

ВЕС – 1842 ГРАММА

ПРОИСХОЖДЕНИЕ – КИЛГОР, ПУСТЫНЯ МОХАВЕ»

Будучи человеком методичным и организованным, я напечатал красным шрифтом в графе экспоната RG-17-C: «Изъят из коллекции 9 августа». За три дня до того, как Пэтчер был убит метеоритом, весившим 1842 грамма.

«В чем дело? – переспросил шериф. – Вы плохо себя чувствуете?»

«Метеориты, – прохрипел я, – в этом ящике».

«Дайте-ка взглянуть на эту бумагу».

«Нет – это просто памятная записка».

«Конечно – но я хотел бы взглянуть на нее».

«Я покажу вам метеориты».

«Покажите мне эту бумагу».

«Вы хотите взглянуть на метеориты или нет?»

«Я хочу взглянуть на вашу записку».

«Пойдите к дьяволу!»

«Профессор Сисли…»

Я подошел к ящику и выдвинул его: «Вот метеориты. Вы хотели их видеть – смотрите!»

Шериф подошел, наклонил голову: «Хм. Да, это просто камни». Он покосился на лист, зажатый в моей руки: «Так вы покажете мне записку или нет?»

«Нет. Она не имеет никакого отношения к обсуждаемому вопросу. Это перечень, в котором указано, где я нашел свои образцы. Ценную информацию о происхождении метеоритов раскрывать не принято, я обещал землевладельцам хранить ее в тайне».

«Ну-ну!» – шериф отвернулся. Я быстро прошел в туалет, закрыл за собой дверь на замок, поспешно разорвал список на мелкие клочки и спустил их в унитаз.

«Вот таким образом! – сказал я, возвращаясь на заднее крыльцо. – Этой бумаги больше нет. Если она содержала какие-либо свидетельства или доказательства, их тоже больше нет».

Шериф скорбно покачал головой: «Мне следовало подумать, прежде чем наносить вам дружеский визит. Мне следовало явиться с пистолетом и с ордером на обыск, в сопровождении двух внушительных помощников. А теперь…» Он помолчал и задумчиво пожевал что-то, находившееся у него во рту.

«Что теперь? – нетерпеливо спросил я. – Вы собираетесь меня арестовать или нет?»

«Арестовать вас? Нет, профессор Сисли. Мы-то с вами знаем то, что мы знаем – но как можно было бы убедить в этом присяжных? Вы утверждаете, что доктора Пэтчера убил метеорит, и тысячи людей видели, как метеорит упал туда, где находился доктор Пэтчер. Я сказал бы в суде: профессор Сисли ненавидел доктора Пэтчера; профессор Сисли мог огреть доктора Пэтчера камнем по голове, а затем запустить шутиху с воздушного змея. Вы потребуете, чтобы я доказал свои утверждения. А я отвечу, что профессор Сисли спустил в унитаз листочек бумаги. Судья пару раз стукнет деревянным молоточком, и на этом рассмотрение дела закончится. Нет, профессор, я не собираюсь вас арестовать. Если я это сделаю, мне не видать шерифской должности, как своих ушей. Но я скажу вам, чтó я сделаю – так же, как я сказал об этом доктору Пэтчеру, когда внезапно погиб его предшественник на посту старшего астронома».

«Так говорите же! Что вы намерены сделать?»

«Ничего особенного я сделать не могу, – скромно признался шериф. – Придется просто-напросто пустить события на самотек».

«Не совсем понимаю, чтó вы имеете в виду».

Но шериф уже ушел. Я высморкался, вытер пот со лба и взглянул на архивный шкаф, почти послуживший причиной моего провала. Даже в этот момент я в какой-то степени гордился тем, что меня чуть было не подвел именно мой систематический, методичный подход, а не так называемая «рассеянность», которую невежественная публика приписывает ученым.

Я – старший астроном обсерватории. Моя работа продолжается, я контролирую доступ к телескопу. Бесконечные просторы Вселенной – в моем распоряжении.

Молодой Кэткас быстро развивается, хотя в последнее время демонстрирует раздражающую склонность к непослушанию и независимости. Молокосос считает, что ему удалось проследить еще не открытую планету за орбитой Плутона и, если бы я дал ему волю, затрачивал бы каждую минуту хорошей видимости, направляя телескоп то на один, то на другой участок эклиптики. Нередко Кэткас мрачнеет и замыкается в себе, но ему придется ждать своего шанса – так же, как в свое время пришлось ждать мне, а до меня – доктору Пэтчеру и, предположительно, предшественнику Пэтчера, доктору Кейну.

Я не вспоминал о докторе Кейне с тех пор, как его автомобиль потерял управление и сорвался с утеса. Неплохо было бы узнать, кто занимал должность старшего астронома до Кейна. Для этого достаточно позвонить Нолберту в административный отдел… Оказывается, предшественником доктора Кейна был профессор Мэддокс, утонувший, когда на озере Ниблис перевернулась лодка, в которой Мэддокс находился в обществе доктора Кейна. По словам Нолберта, память об этой трагедии тревожила Кейна до самой смерти, каковая явилась не меньшим потрясением для всего факультета. Кейн рассчитывал ориентацию магнитных полей шаровых звездных скоплений – многие считали его исследования исключительно интересными, хотя доктор Пэтчер называл их бесплодными и педантичными. Иногда возникает искушение сделать вывод… Но зачем же? Все эти астрономы достойно погребены, а мне следует сосредоточить внимание на гораздо более актуальных вопросах. Например, на притязаниях Кэткаса, требующего предоставлять ему телескоп как раз тогда, когда воздух прозрачен и небо безоблачно. Мне пришлось безоговорочно указать ему на то, что его побочные изыскания можно производить только тогда, когда телескоп не занят в других целях. Он ушел, помрачнев и поджав губы. Меня не особенно беспокоят его переживания – так или иначе Кэткас вынужден будет приспособиться к расписанию наблюдений, составленному старшим астрономом.