Жан-Филипп Жаворски - Неумерший [litres]

Я не ответил. Я слышал лишь его замогильный голос, который гудел внутри меня:

– Взбодрись, маленький король. Времени у тебя немного, а наставник я нетерпеливый.

Изо всех сил я пытался сбежать от него, но ноги не повиновались. Я пытался выкинуть из головы его слова, но он всё продолжал свою проповедь. К слову сказать, дальнейшая его речь была такой мудрёной, что я ничего не запомнил. Я был настолько пьян и изнурён, что мысли путались. Я ощущал лишь непонятную слабость, такую же зыбкую, как те болота, в которых вязнут кошмарные сны. Быть может, ночное видение было просто кошмаром, но от этого мне не становилось легче.

Ибо у нас, как и у вас, мой ионийский друг, именно во сне боги склоняются над дыханием смертных.

Войско под командованием Тигерномагля отбыло на следующий же день. По просьбе короля Комаргос провожал выходившие строем отряды. Это не являлось особой почестью одноглазому герою, скорее, соблюдением воинских обрядов. Комаргос сидел верхом. На грудине его коня, прикреплённая к сбруе рядом с фалерой, висела голова Ойко. С другой стороны дороги её дополнял вооруженный труп Ойко. Таким образом, перед тем как отправиться на битву, король, вожди и воины прошли между двумя частями его тела. Они пересекали черту, входили в священное пространство – в край кровопролития и смерти. Они вступали в войну. Дойдя до амбронских земель, Тигерномаглю оставалось лишь воткнуть копьё во вражескую землю, и все обычаи будут соблюдены.

Со склона Аржантаты мы наблюдали, как войско лемовисов и их союзников переправлялось на кораклях и плотах через Дорнонию, над которой разлился беспорядочный многоголосый гам. Большого труда стоило переправить колесницы и лошадей, однако в полдень Тигерномагль собрал свою армию на противоположном берегу. Среди взметнувшихся копий развевались боевые знамёна с бронзовыми изображениями кабанов и лошадей, а также петухов, медведей и колёс. Король лемовисов приветствовал свой город громким рёвом карниксов, которому вторили все медные трубы в отрядах. Затем войско стало медленно удаляться по извилистым тропкам в направлении оскского леса и холмов и скоро скрылось из виду.

В течение трёх последующих дней наш отряд продолжал стоять у ворот Аржантаты. Мы смолотили оставшуюся часть провизии, собранную для нас лемовисским королём, устроив унылый кутёж, окрашенный печалью, присущей окончанию празднеств. Каждую ночь за Дорнонией горизонт озаряли пожары. Воины подолгу созерцали эти огни на холмах, пылающие подобно алой зарнице. Они устраивали возлияния в честь богов войны и пили за успех Тигерномагля.

– Да, тяжёл он на руку, – говорил нам Сумариос. – Вряд ли эти пожарища только от горящих ферм и селений – там их не так уж много, негде так разгуляться, – король, верно, выжигает поля и леса. Коли так пойдёт и дальше, он оставит позади себя одно сплошное пепелище. Если Мезукен располагает таким огромным войском, как мы думаем, он не сможет устоять перед этой дерзостью.

На четвёртое утро настал наш черёд покинуть лагерь и отправиться на войну.

Наше войско казалось мне сильным. Для того, чтобы забрать нас из Аттегии в сопровождении Сумариоса, Комаргос взял с собой лишь небольшую охрану. Войско же битуригов, которое принц Амбимагетос привёл в Аржантату, насчитывало несколько сотен воинов. Если прибавить наш отряд и бойцов Троксо, набиралось уже под тысячу человек. Мне это казалось бесчисленной ратью. Когда мы вышли из лагеря, я не мог и подумать, что можно противостоять такой мощной силе. Какая наивность! Я ещё не догадывался, какую армию способен собрать такой правитель, как мой дядя.

Первые сомнения относительно нашей численности закрались мне в душу, когда мы отдалились от Аржантаты. Столь внушительное войско растянулось по узеньким тропкам тонкими разрозненными цепочками. Оно почти растворилось в зелени. На фоне массивной громады холмов и лесов колонны смотрелись жидкими нитями. Целые группы воинов застревали порой позади увязшей телеги, всадники всё больше рассеивались в пути, пехотинцы присаживались на склонах в ожидании отставшего товарища, наблюдая, как проходят другие отряды. Всё это казалось крайне расхлябанным, но поскольку Сумариоса это, похоже, не тревожило, то мы с Сеговезом и подавно об этом не беспокоились.

По сравнению с изнурительной гонкой, которая привела нас в Аржантату, этот подъём по кручам был сущей безделицей. Отныне наше войско было чересчур многочисленным, чтобы гнаться галопом. Тигерномагль выделил нам оружейников и колёсников с гружёными повозками и стадом коров в придачу. Они плелись в хвосте колонны, и хотя мы быстро потеряли их из виду, бросить их совсем всё же не могли. Всё дальше и дальше позади слышалось мычание коров, напоминавшее нам, что они тянулись следом.

Мы дышали полной грудью. Бесконечные пиршества, несмолкаемый гвалт, пьяная кутерьма, призраки, промелькнувшие в глухой ночи, превратили лагерь в бурлящий котёл. Теперь мы бодро шагали на свежем воздухе, чувствуя приятное дуновение ветра, раздвигая перед собой ветви. Тем более что пошли мы не самым коротким путём. По словам Тигерномагля, Укселлодунон расположен в долине Дорнонии, в дне ходьбы от Аржантаты вниз по реке. Однако пустившись в путь, мы отклонились от русла, поднялись в горы и пошли в направлении, противоположном ходу армии лемовисов, как если бы возвращались домой. Таково было решение Троксо и Комаргоса: двигаясь вдоль Дорнонии, войско могло натолкнуться на амбронский отряд, идущий на Аржантату, что перечеркнуло бы весь план внезапного нападения. Оба богатыря, получив на то согласие Амбимагетоса, предпочли обогнуть её окольными путями. Для пущей скрытности Троксо повёл нас потаёнными тропами. Спустя некоторое время у меня сложилось впечатление, что мы лениво бредём, словно праздные путники, и наша беспечность стала очевидной при первом же столкновении с опасностью.

Мы прониклись духом беззаботного странствия, его особенной длительностью, стиравшей границы пространства и времени. А между тем война притаилась впереди – в действительности мы уже шагнули за её неприветливые рубежи, но наслаждались отсрочкой, которую предоставил нам Троксо. Мы шли в бой по просёлочным петляющим дорогам, как бывает, когда идёшь навестить друга, имея краюху хлеба в кармане и целый день впереди.

Этот край напомнил нам тот, по которому мы шли, добираясь до города лемовисов. Он был пустынным и завораживал обманчивым очарованием девственной природы. Правда, местами угрюмо торчали чёрные остовы ферм, сожжённых минувшей зимой. И ветви порой прогибались под тяжестью жирных воронов, чьё зловещее трескучее карканье заполняло небосвод. Налетавший порывами ветер доносил до нас сладковатый запах зловонной гнили, смешанный с ароматом древесной смолы и мокрой травы. Но весна спешила стереть с земли это клеймо разрухи. На лугах наливались силой злаки, кусты ежевики с подлой нежностью выпускали свои первые побеги поперёк дороги. Лопухи, тысячелистники и румянки бойко штурмовали обугленные руины. Духи, ютившиеся в зерне и деревьях, повсюду отвоёвывали всё новые клочки земли, кружась в бурном вихре сарабанды, который стихал при нашем приближении.