Джон Норман - Моряки Гора

И разве они не прекрасные фигуры для такой игры?

— Может, мне стоит приказать, принести плети? — осведомился Тиртай.

— Нет, нет, Господин! — закричали несчастные рабыни, а потом с трудом встали, многие не в силах сдержать рыданий, и направились к своим загонам.

— Проследите за ними, — бросил Тиртай мне, и некоторым другим, кто стоял поблизости.

Я услышал всплеск ещё нескольких лодок, спущенных на воду. По моим прикидкам приблизительно две трети или что-то около того солдат и моряков могли бы сойти на берег за раз. Другим эта возможность представилась бы позже, по мере возвращения первой партии.

Дело шло к вечеру. Мне не давал покоя вопрос, почему Тиртай поручил нам, точнее, некоторым из нас, проконтролировать возвращение рабынь в загоны «Венны» и «Касры»? Только позже я понял или, мне показалось, что мог бы понять его цели.

Подозреваю, что Тиртай хотел казаться тем, от кого многое зависело, чтобы его воспринимали как человека облечённого властью и привилегиями.

Я заметил неподалёку, мрачную фигуру Серемидия, стоявшего навалившись на планширь. Грубый тонкий костыль стоял рябом с ним.

Тиртай, предпочитавший постоянно быть в курсе того, что его окружает, а потому часто осматривавшийся, тоже его заметил, но в тот момент Серемидий уже смотрел в другую сторону, словно сильно заинтересовавшись галерой, в окружении лодок приближавшейся к берегу.

Я услышал мягкий женский голос, который узнал бы даже в полной темноте темницы полной закованных в цепи рабынь.

— Возможно, Господин не откажется сопроводить меня к моему матрасу, — произнёс этот голос.

— Возможно, — ответил я.

— И проследит за тем, что цепь надёжно закреплена на моей ноге? — поинтересовался голос.

— Это доставило бы мне большое удовольствие, — заверил я рабыню.

— Мне надлежит находиться в загоне палубы «Касра», — напомнила она.

— Там самое место для низших рабынь, — заметил я.

— Мне уже говорили об этом, — сказала девушка.

— Тогда веди меня туда, шлюха, — усмехнулся я.

— Я могу говорить? — спросила она.

— Можешь, — не стал запрещать я.

— Рискну предположить, — сказала Альциноя, — что не все шлюхи — рабыни.

— Вероятно, нет, — согласился я, — хотя, несомненно, их следовало бы сделать рабынями.

— Но все рабыни — шлюхи, — добавила она.

— По крайней мере, они должны ими быть, — пожал я плечами.

— Хорошо, Господин, — сказала девушка.

Вокруг нас было много мужчин, поторапливавших рабынь спускаться вниз. Некоторых вели, придерживая за запястье или за плечо. Кого-то согнули в болезненное ведомое положение, удерживая за волосы их головы у бёдер временных надсмотрщиков. Другие шли сами, подгоняемые толчками или язвительными шлепками пониже поясницы. Некоторые то и дело вскрикивали, получив ускорение ударом ремня поперёк ягодиц. В общем, стояло всеобщее веселье. Рабыни спешили спуститься вниз по трапам. Коридоры наполнились топотом, звуками шлепков и их голосов.

— Двигайся, — бросил я своей подопечной.

— Да, Господин, — улыбнулась она, бросая взгляд через плечо.

Я следовал за нею. Мне было жаль, что у меня не было поводка. Было бы неплохо, дать ей почувствовать себя взятой на поводок. Причём на мой поводок.

Мы спустились на три палубы, немного отстав от остальных.

— Я могу говорить? — снова поинтересовалась Альциноя.

— Говори, — не стал отказывать я.

— Я так понимаю, — сказала она, — что на этот раз именно мужчины должны посадить нас на цепь.

— Похоже на то, — усмехнулся я.

— Это необычно, — заметила девушка.

— Есть немного, — согласился я.

— Я, как рабыня, — заявила она, — предпочитаю, чтобы меня приковывал мужчина.

— Это понятно, — кивнул я.

Это имело смысл, ведь как женщина, она в сердце своём она знала, что все они по своей природе собственность мужчин. Эти естественные отношения, усовершенствованные в ходе развития цивилизации, могут быть выражены разными способами, например, клеймом, ошейником, отличительной одеждой, браслетами, цепью и так далее. Цепь, конечно, не является просто символом. Это ясно любой женщине, которая на ней оказалась.

— Вот только почему сейчас? — поинтересовалась рабыня.

— Не уверен, что знаю ответ на этот вопрос, — сказал я.

В целом, мне казалась вполне вероятной версия, что теперь, когда наше путешествие подошло к концу, Тиртай и, несомненно, кое-кто ещё, постараются привлечь на свою сторону как можно больше сторонников. В ход будут пущены самые разные средства и мотивации, и перспектива распределения рабынь могла бы оказаться не на последнем месте.

Соответственно, действия Тиртая вполне укладывались в рамки этой версии. С его точки зрения могло бы быть полезно дать красивым, полуголым рабыням продемонстрировать перед оголодавшими мужчинами свой жар и потребности.

Кто не захотел бы владеть одной или несколькими из них?

Та же причина, могла крыться в приказе приковать рабынь. Каждый мог посадить на цепь ту, которая была ему по душе.

Это мне показалось интересным.

Ведь в таких спорах решение обычно доверяют мечу. В такой ситуации рабыню обычно раздевают, связывают по рукам и ногам, завязывают ей глаза и отбрасывают в сторону. Ей придётся подождать, прежде чем увидеть, кому она будет принадлежать.

Наконец, мы приблизились к нижним палубам.

— Я могу говорить, Господин? — уточнила она.

— Да, — разрешил я.

— По пути, — сказала она, — мы будем проходить мимо загона на палубе «Венна».

— Верно, — кивнул я, — именно там держат самых лучших рабынь.

— Лично я в этом не уверена, — заявила Альциноя.

— Ах Ты, мелкая самка слина, — усмехнулся я. — Какая Ты, оказывается, тщеславная!

— А Вы когда-нибудь были в том загоне? — спросила моя спутница.

— Нет, — вынужден был признать я. — Я и в загон на вашей палубе-то не заходил.

— Признаюсь, мне любопытно взглянуть на этих особых рабынь, — сказала Альциноя, — особенно на тех, которых всегда выводят на открытую палубу в капюшонах.

— Сомневаюсь, что Ты была бы объективна, в оценке своих преимуществ, — хмыкнул я.

— Моих преимуществ?

— Конечно.

— Я в этом не уверена, — буркнула рабыни.

Некоторое время мы шли молча.

— Ну неужели Вам не любопытно? — не выдержала, наконец, девушка.

— Это нас не касается, — отмахнулся я, но, безусловно, любопытство меня мучило.

— Такой возможности может больше не представиться, — простонала рабыня.

— Ну вот мы и около загона палубы «Венны», — отметил я.

Загон Альцинои располагался палубой ниже.

— Дверь, — прошептала девушка, — приоткрыта.

Замок, вероятно, сбитый ударом молота, валялся у порога.

Судя по звукам доносившимся изнутри, голосам мужчин и рабынь, сопровождавшимся звоном цепей, веселье было в самом разгаре. Сквозь щель в приоткрытой двери в коридор проникал свет. Лампы внутри помещения горели. Кстати, я не услышал грубых голосов крупных женщин-надсмотрщиц. Насколько отличались они от желанных рабынь, мягких, красивых, восхитительных, женственных рабынь, бриллиантов ожерелья работорговца, тех, чьего появления на сцене торгов проницательные мужчины так терпеливо ждут. Мужчины, скорее всего не без попустительства Тиртая, вторглись в эту, обычно изолированную, зону. Я предположил, что внутри помещение было почти таким же, как и загон на палубе «Касра».