Джон Норман - Моряки Гора

— Которое может быть отобрано в любое мгновение, — добавил я.

— Да, Господин, — вздохнула девушка.

— Ты можешь говорить, — разрешил я, а затем потребовал: — Говори.

— Я боюсь, — выдавила из себя рабыня.

— Мы должны будем улучшить твой гореанский, — заметил я.

— Да, Господин, — согласилась она.

— Хотя, должен признать, Ты достаточно бегло говоришь уже сейчас, — сказал я.

— Я могу только надеяться на это, Господин, — вздохнула рабыня.

— Я собираюсь задержаться в городе на некоторое время, — сообщил мне Каллий. — Так что, Альциноя поработает с нею.

— Но она — варварка, Господин! — возмутилась Альциноя.

— Это имеет какое-то значение? — поинтересовался Каллий, касаясь своего ремня.

— Нет, Господин, — тут же среагировала Альциноя.

Косианец подхватил из кучи постельных принадлежностей одно из стёганых одеял, немного встряхнул, а расстелил на полу у стены.

— Ложись там, — велел Каллий своей рабыне, указывая на одеяло, и та поспешила к постели, и растянулась там, сделав это весьма обольстительно для той, кто ещё недавно была белым шёлком.

— Уже поздно, — объявил Каллий.

— Могу ли я надеяться, — промурлыкала Альциноя, — что мне разрешат доставить удовольствие моему господину?

Каллий снял ремень и тунику, а затем улёгся на одеяле. Девушка тут же нетерпеливо подползла к его боку, но рука мужчины, намотавшая на кулак её волосы, удержала рабыню на какое-то время у его бедра, которое она со всей возможной страстью и надеждой принялась целовать и облизывать. Спустя некоторое время Каллий опрокинул её на спину и начал использовать для своего удовольствия, но делал он это с терпением, пока, наконец, девушка, дикими глазами глядя в потолок, тяжело дыша, не начала умолять позволить ей отдаться ему, как его рабыня. Потом она кричала и радостно рыдала в экстазе хорошо использованной рабыни. Я думал, что Каллий предпочёл бы закончить с нею не так быстро, но, как он же отметил, время было позднее.

— Господин? — окликнула меня моя рабыня.

Я взял одно за другим два одеяла и расстелил их на полу, подальше от того, на котором Каллий и Альциноя всё ещё не могли разомкнуть свои объятия.

Нет, подумал я про себя, он ещё с ней не закончил.

Я скинул с плеча планшет Писца, пояс с кошельком, свои синие одежды, лёг на одеяла и, поднявшись на локте, окинул рабыню оценивающим взглядом.

— Меня нужно выпороть? — с опаской спросила она.

— Тебе так этого хочется? — осведомился я.

— Нет, — тут же ответила девушка, — не надо, Господин.

— Да у меня и плети-то нет, — усмехнулся я.

— Рабыню это не может не радовать, — призналась она.

— Но я очень скоро приобрету этот атрибут, — предупредил я.

— Да, Господин, — вздохнула рабыня.

— Я из касты Писцов, — сообщил я.

— Я знаю, — кивнула она.

— Ты знаешь что-нибудь о Писцах? — поинтересовался я.

— Только то, что они заставляли меня хорошо обсуживать их в алькове, — смутилась она.

— Но это здесь обычное дело, не так ли? — спросил я. — Какой бы касты ни был клиент?

— Да, Господин, — согласилась рабыня.

— У тебя, — заметил я, — имеется определённое родство с Писцами.

— Господин? — не поняла она.

— Думаю, что Ты принадлежишь к тому типу женщин, который является привлекательным для Писцов, — попытался объяснить я.

— Я попытаюсь приложить все силы, чтобы мой господин был мною доволен, — пообещал девушка.

— Ты ведь была, своего рода, ученицей? — уточнил я.

— Да, Господин, — подтвердила она. — Я уже заканчивала обучении в том, что у нас называют университетом. Я училась на таком факультете, так в моём прежнем мире называют разделы знаний, цельность и необходимость, которого в целом игнорируется или пренебрегается. Там часто делят знания на разделы. Тот факультет, на котором я училась, был посвящён исследованиям античности. Посещая аудитории, мы слушали лекции, участвовали в том, что называют семинарами с младшими курсами, где студенты общались в более неформальной обстановке, обсуждая различные аспекты обычно рассевшись за общими столами.

— Это интересно, — кивнул я.

— Это такой способ сделать вещи более понятными, — добавила она.

— Могу предположить, что в таких местах могло бы собираться много народу.

— Да, — улыбнулась девушка.

— Там наверное на каждого учителя приходилось больше чем по одному студенту, скажем, по двое?

— Зачастую гораздо больше, — сказала она.

— А они живут вместе?

— Нет, — покачала она головой. — Они встречаются в установленное время и в установленном месте согласно графика. Занятия начинаются, когда пробьют часы или прозвенит звонок, и точно так же заканчиваются.

— Это как занимают купленные места в пассажирском фургоне? — уточнил я.

— Возможно, — ответила рабыня.

Её рассказ показался мне довольно странным, но я предположил, что у неё не было никаких причин лгать мне. Сам я несколько лет прожил в доме моего учителя, который не брал с меня платы за обучение, потому что для нашей касты знание бесценно. А однажды он сказал мне: «Теперь Ты можешь уйти», и я понял, что стал настоящим Писцом.

— А много ли студентов в таких местах? — полюбопытствовал я.

— Иногда тысячи, — ответила девушка.

— У вас так много тех, — удивился я, — кто голоден до знаний, и так страстно их ищет?

— Вовсе нет, — вздохнула она. — Я уверена, что у большинства из них не было особого интереса к изучению предмета. Признаться, я сомневаюсь, что они вообще хотели изучать что-либо.

— Тогда для чего им всё это? — спросил я. — Что они там делают?

— Это от них ожидается, — объяснила рабыня. — Это — что-то, что должно быть сделано.

— Почему? — не понял я.

— Можно предположить, что тому есть много причин, — пожала она плечами. — Если человек не выполняет определенные действия, предписанные ритуалы, не проводит время в определённых местах или не получает юридических доказательств того, что он это сделал, то он может быть поставлен в культурно невыгодное положение.

— И какое отношение имеют все эти действия, ритуалы или всё такое к учению? — поинтересовался я.

— В большинстве случаев, — усмехнулась девушка, — очень небольшое, если не сказать никакого.

— А не лучше ли было бы это время потратить на другие дела? — проворчал я. — Ну там, попрыгать или песни попеть, или что-нибудь в этом роде?

— Я как-то не думала об этом в таком ключе, — улыбнулась она, — но, наверное, Вы правы.

— И это — культура? — спросил я.

— Да, — кивнула рабыня.

— Нет ли в этом некой своего рода чудовищной ошибки? — задумчиво проговорил я. — Или же всё это результат обмана или мошенничества?

— Это всего лишь способ чего-то добиться, — объяснила она.