Джон Норман - Моряки Гора

— Нет! — неожиданно остановил его Кэбот.

— Нет? — удивлённо переспросил Лорд Нисида.

— Пока нет! — поправился тарнсмэн, и позвал: — Таджима!

— Капитан-сан? — вопросительно посмотрел на него подошедший Таджима.

Кэбот быстро заговорил с Таджимой на языке, которого я узнал. Но он точно не был гореанским. И Таджима, к моему удивлению, ответил на том же языке, по крайней мере, я так думаю.

Спустя считанные ены сорок всадников тарновой кавалерии выстроились у фальшборта, каждый был вооружён малым тачакским луком, основным оружием нашей воздушной кавалерии, несмотря на свой размер оружием значительной мощи, который легко можно использовать с седла, без труда меняя направление стрельбы.

— Вот теперь, — кивнул Кэбот, — можно подавать сигнал к отходу.

Звон рынды разнёсся по кораблю.

Наши бойцы отступили к корпусу корабля Терсита, повернулись и схватились за верёвки абордажных сетей. Враги не преминули воспользоваться ситуацией и бросились вперёд. Не пробежав и нескольких ярдов, они повалились на палубу, пронизанные стрелами.

Отступление наших парней было надёжно прикрыто.

— Право на борт. Руль на борт! Все паруса! — скомандовал Атий с юта.

Кое-кто из врагов всё же сумели добежать до сетей и даже начать подниматься, но после нескольких ярдов до них быстро дошла бесполезность их занятия и они, спрыгнув в воду, поплыли к обломкам галеры и тем из лодок, что держались поблизости.

— Прискорбно, — покачал головой Лорд Окимото. — Мы оставили живых врагов за спиной.

— Удача на войне — вещь непостоянная, — успокоил его Лорд Нисида.

— Но теперь о нашем присутствии стало известно, — сказал Лорд Окимото.

— О нём им известно давно, — пожал плечами Лорд Нисида.

— Но не о его характере, корабле и нашей численности, — заметил Лорд Окимото

— Верно, — согласился Лорд Нисида.

— Теперь враги знают гораздо больше, — сокрушался Лорд Окимото.

— Но наш самый главный секрет остался не раскрыт, — успокоил его Лорд Нисида.

— По крайней мере, не его размер, внешность, стойкость, дальность полёта и внушаемый им ужас, — проворчал Лорд Окимото.

— Они подумают, что мы смогли приручить драконов, — сказал Лорд Нисида.

Я сообразил, что они говорили о тарнах.

В расписание палубной вахты добавили людей в чьи обязанности входило держать наготове вёдра на линях. Огромный корабль, вспенивая воду своими бортами, на всех парусах двигался курс на запад. Большинство зажигательных стрел потухли сами собой, не в силах подпалить туровую древесину. Самая большая отметина, если не повреждение осталась в носовой части с правого борта, где произошёл контакт корпуса с горящей галерой. В течение следующих четырёх дней моряки со стамесками и паклей спускались за борт по абордажным сетям и восстанавливали целостность деревянной обшивки, выковыривая сотни почерневших стрел и конопатя трещины и щербины в бортах. Наконечники вытащенных стрел сохраняли, пряча в маленькие сумки притороченные к поясам.

Преследовавший нас флот Лорда Ямады быстро отстал. Терсит изначально строил свой корабль не как военный. Он, если можно так выразиться, не был стремительным многовёсельным ножом на воде. Однако у него были хорошие обводы, шесть мачт и огромная площадь парусов. Не думаю, что в море найдётся много кораблей, которые могли бы посоревноваться в скорости при попутном ветре. Терсит может и был маленьким, полуслепым и более чем полубезумным калекой, но он построил корабль, который, я думаю, останется в истории, воспетый в сотнях песен.

Понесённые нами потери нельзя назвать значительными.

Среди тех, кто не вернулся были два гребца, Тоас и Андрос. Оба они, кстати, были убиты в спину.

Пожалуй, я процитирую часть беседы, услышанной мною вечером следующего дня после боя около корабля-предостережения. Это был второй день второй недели после четвертой руки перехода. Дело в том, что последующие события имели некоторую взаимосвязь с этой беседой.

— Какой курс был дан Атию, — поинтересовался Лорд Нисида.

— Мы движемся прямо, — ответил Лорд Окимото.

— Вам известно наше местоположение, — сказал Лорд Нисида. — Уверен, пора взять севернее. Вы знаете, что расположено впереди.

— Мы повернём на север позже, — заверил его Лорд Окимото.

— Надеюсь, Вы не забыли какое сейчас время года, — проговорил Лорд Нисида, — и что нас ждёт впереди.

— Я помню, — кивнул Лорд Окимото.

— Тогда почему Вы приказали держаться этого курса? — спросил Лорд Нисида.

— Потому, — ответил он, — что, я думаю, что флот Лорда Ямады побоится преследовать нас там.

Многих наших парней и, конечно, меня самого, до глубины души поразили плавающие камнями, иногда появлявшиеся в воде, по мере нашего продвижения на запад. Несколько таких глыб мы, мучимые любопытством, даже подняли на палубу. Это действительно оказались камни, просто очень лёгкие. Они крошились в руках, и рассыпались при ударе по палубе. Разломив эти камни, мы обнаружили, что внутри они имеют губчатую, пористую структуру, пронизанным крошечными каналами. Каким образом появились эти странные предметы мы не знали, а если кто-то и знал, то делиться с нами этой информацией он не спешил. Вскоре, познакомившись с ними поближе, мы потеряли к этим странным камням, дрейфовавшим в море всякий интерес.

Нам показалось странным, но Лорды Окимото и Нисида приказали натянуть открытой палубе штормовые леера, хотя море было спокойным, а небо ясным. А ещё двумя днями позднее нам было приказано, несмотря на полуденную жару, держать все двери и люки задраенными, за исключением тех моментов, когда требовалось войти внутрь или выйти на палубу. Более того, на следующий день после этого, выход на открытую палубу был запрещён для всех, кроме офицеров и вахтенных. Остальные, фактически, были заперты в помещениях ниже главной палубы. Среди команды это решение вызвало большое недовольство. Несомненно, особенно неприятным сюрпризом это стало для приблизительно двух сотен кейджер, находившихся на борту и предназначенных для подарков, продажи и тому подобного использования. Часто, в случае хорошей погоды, их разбив на группы, выводили на палубу для воздушных ванн и разминки. В такие моменты они не были скованны цепью или даже связаны. Куда им было бежать? Свободные от вахт и работ члены команды собирались вокруг выполняющих физические упражнения девушек, и сыпали добродушными шутками, комментариями, наблюдениями, оценками, восхищёнными восклицаниями, свистом и жестами. Поначалу рабыни испуганно сбивались в кучу, жались друг к дружке, когда видели приближающихся к ним мужчин, но быстро разобрались, что тем было запрещено даже касаться их, а затем настолько осмелели, что начали дразнить собравшихся вокруг моряков, движениями, позами, выражениями лица и рабскими жестами. Неужели они не понимали, что могли бы быть замечены, присмотрены и запомнены там или иным товарищем, готовым подождать, когда их, послушных взмаху плети, поведут на аукционную площадку? Как-то раз один из парней оказался не в состоянии сопротивляться такой провокации и, схватил светловолосую кейджеру, облапил и изнасиловал её губы поцелуем рабовладельца. Его выпороли кнутом, но и девице досталось пятиременной рабской плетью. Моряк во время своего наказания только смеялся, а вот она выла от боли, но я думаю, что она не смогла забыть тот поцелуй. С чего бы ещё она после того случая достаточно часто, когда появлялась возможность, стремилась попасть в поле его зрения? Уверен, парень заметил её и, вполне возможно, положил глаз. Я бы не исключал, что девушка мечтала о том, как он поведёт её на цепи, связанную, в свой дом. Я и сам имел обыкновение заглядывать, когда появлялось свободное время, на палубу «Касра», где в одном из помещений содержалась группа рабынь, в которую входила одна корабельная кейджера, которая, как мне казалось, со временем могла бы стать интересной с точки зрения обладания ею. У неё были струящиеся тёмные волосы, прекрасные бёдра, изящная фигура и соблазнительное лоно. От вида её лица, теперь, когда она познала неволю, такого уязвимого, такого тонкого, такого красивого, даже бронзовое зеркало закричало бы от удовольствия. Звали её Альциноя. Я счёл её поведение в момент столкновения с ужасом Серемидия достойным всяческих похвал. Однако в последнее время мне показалось, что она снова пыталась держаться как свободная женщина, то есть, в максимально возможной степени для той, которая осознаёт наличие ошейника на своей шее. Понаблюдав за ней, я пришёл к выводу, что она делала вид, будто бы не желает замечать меня или других. Она натягивала на своё лицо надменное, презрительное выражение, а однажды, посмотрев на меня, поджала губы, словно в презрении, и отвела взгляд. Это не столько разозлило, сколько развеселило меня. Может ли эта шлюха не понимать, что она отмечена, остро, безошибочно и даже очень приятно? Или она решила, что сможет выскользнуть из ошейника? Мне вспомнилось её дерзкое поведение в столовой. Уж не позабыла ли она своё наказание у мачты? А может, она решила, что я вечно буду проявлять мягкость, и не пошлю её в рабский загон со связанными за спиной руками и знаком наказания, прикреплённым к ошейнику? Не забыл я и о том, как она, стоя на коленях у моих ног, рабски покорно просила о внимании господина, в каковом ей было отказано. И вот теперь ей пришло в голову попритворяться, что этого никогда не было, или, что это не имело особого значения? Она посмела пытаться смотреть на окружающих свысока, вести себя как свободная женщина? Не забыла ли она, что по щелчку пальцев должна сорвать с себя тунику и растянуться на спине?