Дебора А Вольф - Наследие Дракона [litres]

Поэтому момент, когда она поняла, что не все голоса звучали исключительно у нее в голове, когда ощутила странный запах в воздухе и странный привкус на ветру, наступил слишком поздно. Атеми резко встала на дыбы, точно собиралась перепрыгнуть через луны, и Сулейма вылетела из седла, словно корзинка, наполненная пшеницей.

Ее первой реакцией было удивленное возмущение. Главное правило Зееры заключается в том, что воину ни при каких обстоятельствах не следует падать с лошади. Возмущение сменилось тревогой: во время падения ей хватило времени только на то, чтобы осознать, что соприкосновение с землей будет крайне болезненным. А потом, когда еще не исцелившееся до конца тело ударилось о землю и покатилось по дюне, Сулейме захотелось закричать.

К счастью, она потеряла сознание, успев лишь поймать открытым ртом несколько песчинок. К тому же темная пелена сошла с ее глаз так же быстро, как и набежала. Позже Сулейма поняла: стоило ей тогда закричать или продолжать валяться без чувств в самом уязвимом положении, и ее история, несомненно, на этом бы закончилась. Еще одним удачным обстоятельством оказалось то, что у Атеми любопытство взяло верх над страхом, и она последовала за своей хозяйкой вниз по дюне, как бы решив поинтересоваться, отчего девушке взбрело в голову улететь.

Сулейма принудила себя поставить ногу в стремя и забраться в седло. И хотя больше всего на свете ей хотелось вернуться в лагерь и найти кого-нибудь, кто бы осмотрел ее новые раны – с рукой в гипсе было явно что-то не так, – девушка не могла не обратить внимания на звуки, которые начали доноситься до ее слуха, когда стих шум в голове. Шепот перерос в крики и звон стали, который невозможно было ни с чем спутать, в вопли боли и паники. Вероятнее всего, прямо им навстречу летел отряд работорговцев. Долг джа’акари оказался сильнее. Конечно, выполнять служебные обязанности ей было бы проще, если бы она была не одна и имела хоть какое-нибудь оружие.

Вот тупица, – зашептали кривые тени, – глупая, глупая девчонка!

Ну, хватит, – прошептала Сулейма в ответ, – у меня нет времени слушать ваше вранье.

Она прогнала злобные голоса и осторожно направила лошадь в ту сторону, откуда доносились звуки борьбы.

Только взгляну, – подумала девушка, – а затем помчусь обратно в лагерь, чтобы предупредить остальных. Гляну одним глазком – и уеду.

Придержав нервничающую Атеми, чтобы та ступала потише, Сулейма поднялась на гребень дюны.

Одного взгляда хватило для того, чтобы понять: удаче пришел конец.

Это действительно были работорговцы, сомневаться не приходилось: внушительный отряд растрепанных мужчин, вооруженных до зубов, но на плохих лошадях – видно, засаду на зееранимов они не готовили. Сейчас они скорее защищались от клубка каких-то тварей. Их противниками были кошмарные существа, сотканные по образу и подобию человека – прямоходящие и одетые, как люди, но от одного взгляда на них по спине у Сулеймы пробежала струйка ледяного ужаса, и на долю секунды ее разум завис в паническом испуге.

Кожа тварей горела бледным светом и была крепкой, точно панцирь скорпиона под яркой луной. Они переговаривались с помощью грубого пугающего жужжания, а при каждом их движении – Сулейма увидела, как одна из тварей сперва отпрянула в сторону, а затем с тонким писком прыгнула на работорговца, – съеденный девушкой обед начинал проситься обратно. Было что-то неправильное в том, как они выглядели, в том, какие звуки издавали, и, что еще хуже – в том, какое ощущение от них исходило. Это было точно яд на сладком фруктовом побеге, точно живая плоть, которая внезапно начала гнить.

Маслянистый запах горелой корицы и крови поднялся к носу Сулеймы, и Атеми забилась в панике. Сулейма позволила кобыле действовать по своему усмотрению и зашипела сквозь зубы, когда лошадь развернулась и полетела в направлении лагеря. Боль пробежала по хребту, кольнула ребра и впилась зубами в сломанную руку, но девушка понимала, что должна вернуться и предупредить остальных.

Взбираясь на следующую дюну, Атеми вдруг остановилась и встала на дыбы, едва ли не сбросив всадницу во второй раз за день. Сулейма схватилась левой рукой за гриву, разразившись при этом цепочкой проклятий, которые не осрамили бы саму истазу Ани, но тут же смолкла, не закончив тираду о кишках и козлиной свадьбе. Ее сердце подскочило к горлу, а душа застыла в неописуемом потрясении. Дюну окружили около сотни, а то и больше воительниц. Они неслись в их с Атеми сторону, словно потоки воды из старинных легенд. В золоченых кафтанах и ярких латах с чешуей виверна на груди, они являли собой живое воплощение пустыни: выгоревшие жесткие волосы развевались на ветру, точно гривы диких вашаев, летевших рядом с ними; глаза были подведены черным и походили на угли в поминальном костре. Тела женщин были усеяны веснушками и казались мускулистее, чем у тех воительниц, которых встречала в своей жизни Сулейма. Рядом с ними первая воительница могла бы показаться хрупкой старушкой с перьями в волосах. Это были джа’акари, восставшие из легенд, золотые воительницы, первые женщины, бесстрашные, гордые и свободные. Они воплощали в себе все то, чем мечтала стать Сулейма, и ее сердце подпрыгнуло, когда они понеслись в ее сторону.

Пролетая мимо, всадницы в первом ряду бросили взгляд на Сулейму, но тут же отвернулись, не удостоив ее даже кивком головы. Как будто она была ребенком, который испачкался в пыли, играя в аклаши, в то время как они, настоящие воительницы, ехали, чтобы исполнить долг истинных джа’акари. Это больно задело Сулейму. Пренебрежение, которое она прочла в их глазах, казалось вполне оправданным. Разве это не она выехала сегодня из лагеря, не захватив с собой оружия, точно какая-то соплячка? Она была ранена, выбита из седла и теперь убегала от врага… Ох, как больно кольнула ее эта правда! Когда мимо нее пронеслись последние из воительниц, Сулейма развернула Атеми и последовала за ними.

Это опасно, – подсказывал ей разум. – Глупая мысль.

Но она не могла не отправиться следом за этими женщинами – точно так же, как когда-то давно, будучи маленькой и одинокой и испугавшись темноты, не смогла сдержаться и прикоснулась к материнскому посоху.

Золотые джа’акари тихо и уверенно неслись по пустыне. Они налетели на человекоподобных тварей с таким же достойным спокойствием и уверенностью, с каким Акари раскрывает на небе свои крылья, и так же, как Дракон Солнца снова и снова заключал ночное небо в свои объятия, воительницы окружили своих врагов. Если в это время и прозвучали какие-то крики, их издавали не воительницы, взгляды которых оставались твердыми и открытыми.

Правда, твари не спешили убегать, несмотря на явное превосходство сил противника. Они одновременно обернулись, и их грубые лица осветились дьявольским сиянием, когда, с горящими глазами, открыв рты, существа помчались навстречу судьбе. Никто не поступился и пядью земли. Обе силы столкнулись в безумии кровавой бойни. Немногие оставшиеся работорговцы вжались в землю, прибитые копытами лошадей зееравашани, которые кровавым ливнем пронеслись по пескам со светящимися от радости шамзи и развернулись для новой атаки.