Владимир Корн - Волки с вершин Джамангры [litres]

Он подошел к двери, мягко прикрыл ее за собой, и вскоре стали слышны удаляющиеся шаги по пустынному и потому гулкому коридору.

Мгновение подумав, я залпом выпил вино и в один прыжок оказался возле дверей. Наемник сидел все в той же позе, а длинный коридор был безлюден.

– Когда он ко мне зашел?

– Вы о ком, сарр Клименсе? – Выражение его лица было настолько убедительным, что в ответ я лишь махнул рукой.

Светало, пора было привести себя в порядок, собрать вещи и наконец-то убыть из проклятого Ландара, где галлюцинации мучают меня на каждом шагу. И еще отчаянно надеться – они не последуют вслед за мной, а здесь и останутся, причем навсегда.

– Ну так что, Клаус, удалось тебе увидеть самого его?

Не то чтобы его ответ особенно меня интересовал, но за разговором дорога скрасится. К тому времени Ландар остался далеко позади. Путь наш теперь лежал не посреди почти безжизненной пустыни, чередовавшейся со степью, но в краях, где хватало растительности. Луга, радующие своим многоцветьем. Перелески, в которые дорога то и дела ныряла. Даже воздух, настоянный на пряном аромате трав, казался теперь густым. Никакого сравнения с тем, что мы видели последние несколько дней пути перед тем, как попасть в Ландар. Претерпел некоторые изменения и наш отряд.

Прежде всего, фельдъегеря наконец-то избавились от вызывающей окраски кареты и теперь везли свой, нисколько не сомневаюсь, бесценный и важный груз в обычной повозке. Пришлось настоять, поскольку они никак не желали расставаться с казенным имуществом. И только после уверения сар Штраузена, что в конечной точке нашего путешествия получат точную копию, неохотно, но согласились.

Прибавились к нашему отряду и новые участники – настоятель Дома Истины Игнатиус с одним из своих послушников, тем самым молодым парнем, которого я встретил, когда впервые нанес туда визит.

– На этот раз тебе не повезло, – с самым серьезным выражением лица заметил Клаус. А когда я недоуменно на него покосился, пояснил: – У Корнелиуса Стойкого была ученица. Приятной наружности, со славной фигурой, с которой, как мне удалось понять, вы быстро нашли общий язык. Так ведь оно все и было?

Я лишь пожал плечами, не собираясь ни подтверждать, ни опровергать его заявление. Подтвердить – это бросить на Сантру тень, в то время как отрицать – глупо.

– Но зато появилась возможность начать охоту на прелестную Терезу сар Самнит, – продолжил Клаус. – Думаю, все шансы есть: смотрит она на тебя заинтересованно.

Тереза теперь действительно была среди нас. Заявила, что в таком обществе вернуться в Гласант ей будет куда безопаснее. Хотя те несколько молодцов, которые и сопроводили ее в Ландар, вполне смогли бы обезопасить девушку и без чьей-либо помощи. Сама Тереза большую часть пути проводила верхом, несмотря на карету, в которой ей было бы куда комфортнее. И должен признать – как наездница она заслуживала похвалы.

– Главное, не начни охоту ты. Ни на Терезу, ни на других прелестниц.

– Это еще почему?

– О крестьянах беспокоюсь.

– И в какой связи?

– В связи с чередой разрушенных стогов сена по дороге в Гласант. Чтобы ты до конца понимал степень ответственности, поясняю. Именно в стогах сено сохраняется наиболее хорошо. Но стоит их разворошить, атмосферные осадки попадут внутрь, сено начнет гнить и в пищу скоту уже не сгодится. Как следствие – весенняя бескормица, и крестьянам придется пустить своих кормилиц-коров под нож. В результате поголовье резко сократится, если не исчезнет совсем, и тогда наступит голод. А виноват в нем будет Клаус сар Штраузен, неспособный обуздать свои страсти!

– Даниэль, ты теперь до конца жизни мне будешь припоминать?! – возмутился он, поскольку нотации я читал нарочито менторским тоном. – Да и что наша жизнь, если мы хотя бы иногда не будем поддаваться ее соблазнам? Маленьким, ни к чему не обязывающим, но таким сладким! Без них она – ничто, дорожная пыль под лошадиными копытами. Кстати, у тебя самого когда-нибудь случалось в сене?

– Ни разу! И причины ты знаешь.

– Ну и зря! Рекомендую, словами это не передать.

Но все это было чуть раньше, а сейчас я терпеливо дожидался ответа на свой вопрос о Пятиликом. И, не получив его, напомнил:

– Так видел или нет?

– Думаю, как бы точнее все описать. Как будто и видел, но не глазами, а непосредственно в голове, и в то же время видел. А самое главное, подобное говорят все, у кого бы ни спрашивал.

– Успел о чем-нибудь попросить? Или хотя бы покаяться в грехах?

Несмотря на мой шутливый тон, Клаус ответил серьезно:

– Нет. К тому же все длилось какое-то мгновение.

– А как он выглядел?

И снова молчание, после чего я услышал вместо ответа вопрос:

– Даниэль, скажи, почему Пятиликого всегда изображают человеком почтенного возраста, с благообразной бородой с проседью?

– Хороший вопрос, не знаю, что и ответить. Возможно, по той причине, что люди проецируют его на себя, небезосновательно полагая, что мудрость приходит только с возрастом. Что, справедливости ради, бывает далеко не всегда. А сам ты по этому поводу что думаешь? И вообще, почему он – не женщина?

– Не знаю, потому и спросил. Знаешь, он совсем молод. Моложе тебя и даже меня.

– Господа, разрешите мне нарушить ваше уединение? – Тереза направила своего коня так, что теперь он оказался между нашими. – Интересно, о чем это вы так таинственно переговариваетесь?

– В основном обсуждаем виды на урожай, леди Тереза, – не моргнув глазом ответил Клаус.

– Ой ли?! Для дам давно уже не секрет, что мужчины по большей части обсуждают их.

А заодно хвалятся своими победами, мнимыми или действительными. Что порой становится для самих дам причиной горьких слез.

– Нам бы и в голову не пришло: это же против чести! – глядя на нее со значением, горячо уверил сар Штраузен.

Что было понятно, ведь о наших встречах Клаус ничего не знал, а Тереза определенно ему нравилась.

– Кстати, пользуясь случаем, хотелось бы попросить вас немного рассказать о родном Гласанте.

Не думаю, что город так уж его интересовал, но куда приятнее разговаривать с красивой женщиной о чем угодно, а не выслушивать мои обвинения в предстоящем голоде.

– Да что о нем много рассказывать? – Тереза пожала плечами, которые благодаря особому фасону платья для верховой езды были обнажены, а они у нее точеные. – Город немал и в наших краях уступает только Клаундстону, но остальное! Вечные крики прожорливых чаек, вонь на берегу от гниющих водорослей, тесные кривые улочки… А эта матросня с прибывающих в порт кораблей! Они же раздевают глазами! И постоянно слышишь от них непристойности, причем в полный голос. Никакого уважения к людям благородной крови. Как бы мне хотелось перебраться в столицу! Уверена, подобного там не происходит.