Роберт Янг - Анабасис во времени

Биллингс прицелился исполину в грудь.

— Трусы! Сладили с девочкой в десять раз меньше себя! Либо ты немедленно расскажешь, как нам вернуться обратно, либо я превращу дым, из которого ты сделан, в ледяную пургу!

Рот-камнедробилка изогнулся в подобие ухмылки. Исполинская рука потянулась к Биллингсу.

— Думаю, будет лучше, если я внедрю тебя в компьютер и позволю приступить к работе.

Попятившись, Биллингс выпустил из морозителя луч и приготовился лицезреть, как от марида останется лишь горстка снега. Послышалось шипение, струя пара взметнулась вверх. Когда дым рассеялся, Биллингс увидел Ид-Ди-мирьята целым и невредимым.

Морозитель выстрелил еще дважды — и снова безрезультатно. Марид расхохотался — если грохот крошащихся камней можно назвать смехом.

— Знаешь, как мы воздвигли купол и башню, Билл? Переварили медь, цинк и свинец, а после исторгли продукт разложения наружу!

Продолжая хохотать, джинн выхватил морозитель и в мгновение ока проглотил. Потом снова потянулся к Биллингсу. Тот прошмыгнул мимо гигантских ног и, забыв про больную лодыжку, помчался к двери. Но в последний момент подвернул ногу и растянулся на полу. Перекатившись на спину, он увидел, как исполинская ладонь заслонила свет — и вдруг замерла на полпути. Знакомый голос произнес:

— Именем Сулеймана Ибн-Дауда, приказываю тебе остановиться, презренный марид!

Приподнявшись на локтях, Биллингс заметил на пороге Дуньязаду. Выставив левый кулак, она решительно шагнула в залу. Сзади семенил Али-Баба. В одной руке он держал самонагревающийся тигель, о котором дочь визиря некогда расспрашивала Биллингса, и маленькую ложку для свинца, а в другой — уже деформированные сварочные стержни. Судя по тому, как дымился тигель, в него залили раскаленный металл.

Биллингс поднялся и заковылял к двери.

— Посторонись, Билл! — выкрикнула Дунни, не сводя с Ид-Димирьята глаз. Весь ее облик выражал гнев: подбородок воинственно вздернут, на лице застыла свирепая гримаса. — Пора преподать этому презренному мариду урок!

— Нет, Дунни! Бегите! Я попробую его задержать, а вы возвращайтесь на ковер. Вам же было приказано ждать снаружи!

Дуньязада решительно шагнула вперед, Али-Баба за ней. От исполинской ноги джинна их отделяли буквально пару метров. В растерянности Биллингс двинулся следом. Взгляд Ид-Димирьята был прикован к кольцу на пальце девушки. Она подняла руку, чтобы тот смог получше рассмотреть безделицу.

— Узри печать Сулеймана Ибн-Дауда, марид!

— Врешь! — воскликнул джинн по-арабски. — Печать давно утеряна. Ты не можешь обладать даже копией.

Дуньязада бесстрашно взглянула на монстра.

— Сними кувшин и поставь на пол.

К вящему изумлению Биллингса марид повиновался. Глаза-фонари замерцали, словно кто-то перекрыл газовый вентиль, однако они по-прежнему были устремлены на кольцо.

— Теперь прими свое истинное обличье и полезай в сосуд, чтобы я могла закупорить его свинцом с печатью Сулеймана.

Марид рухнул на колени и умоляюще сложил руки.

— Прошу, госпожа, пощади. Я добрый джинн и во время Великой Битвы сражался на стороне Сулеймана.

— Врешь, — отрезала дочь визиря.

— Это правда, клянусь! Когда поверженных отступников заключили в медные кувшины и бросили в море Эль-Кар-кар, сам Сулейман сказал мне: «Ид-Димирьят, ты свободен. Забирай добрых джиннов и отправляйся с ними на родину».

— Все равно не верю. Полезай в кувшин.

— Нет! — взмолился Ид-Димирьят. — Заклинаю, госпожа, пощади! Я сделаю все, что пожелаешь! Одарю несметными богатствами! Построю медный дворец! Исполню три желания! Буду твоим рабом до скончания дней!

Дуньязада была непоколебима.

— Полезай в кувшин, презренное создание! Живо!

— Но ты расплавишь меня раскаленным свинцом!

— Как можно расплавить того, кто состоит из огня? Делай, как велят!

Марид ни на секунду не отводил взгляда от кольца. Постепенно глаза-фонари потухли. Огромный торс превратился в дым. (Конечно, дымом это можно назвать с натяжкой, но другого слова на ум не пришло. Определенно, джинн состоял не из песка, как изначально думал Биллингс, и уж тем более не из пыли.) Вскоре та же участь постигла исполинские руки, ноги-колонны и похожие на краеугольные камни стопы. Последним настал черед куполообразной головы. Столп дыма закружился, загудел, наполнив ротонду сильным запахом гари.

Струйка дыма становилась все тоньше; она вытягивалась, пока не достигла потолка. Затем струйка медленно потекла в кувшин. Когда последние клубы рассеялись, Дуньязада взяла у Али-Бабы тигель и ложкой принялась заливать в горловину расплавленный свинец. Понадобилось всего три ложки, чтобы закупорить узкий сосуд. Едва припой затвердел, дочь визиря поднялась на цыпочки и приложила кольцо с печатью к импровизированной пробке.

— Готово!

— Скажи, эмир Билл, разве она не чудо? Разве не самая удивительная дева на свете?

— Ага, — выдавил Биллингс.

Приблизившись, Дуньязада отдала Али-Бабе тигель и ложку.

— Путь свободен, Билл.

— Дунни, эта башня кишмя кишит джиннами. Пока я спускался сюда, они прятались в кувшинах, но теперь наверняка выбрались и поджидают нас.

— Никуда они не выбрались и не выберутся, потому что я встала Али на плечи и закупорила сосуды свинцом с печатью Сулеймана. Двое ифритов пытались напасть на нас, пришлось сперва загнать их в кувшины. Не волнуйся, джинны нас более не побеспокоят. Как были они одеты и ели как! А ныне их поедает в могиле червь.

Биллингс не верил своим ушам. Теперь понятно, почему Ид-Димирьят так испугался.

— Дунни, покажи кольцо.

Она покорно протянула руку; Биллингс взял ее и поднес поближе к глазам. Печать и впрямь оказалась сплавом железа и меди, точнее, железной оправой с медной сердцевиной. На поверхности оттиском шли крохотные арабские буквы. Хотя нет, буквы явно отливали из железа, а после вплавили в медь. Наверное, надпись означала заклинания Сулеймана против добрых и злых джиннов, но Биллингс плохо владел арабским, вдобавок, надпись была слишком мелкой, не разобрать.

Куда больше его заинтересовала геометрическая фигура, в которую складывались слова. Выпустив руку, Биллингс попросил Дуньязаду сжать пальцы в кулак, чтобы получше рассмотреть печать. Отойдя на пару шагов, он снова взглянул на кольцо. Фигура никуда не исчезла и представляла собой два перекрещивающихся равносторонних треугольника. Дуньязада говорила, что печать — копия, и очевидно, скопировали ее с предшественницы Звезды Давида.

Биллингс вдруг почувствовал на себе, каким мощным гипнотическим эффектом обладает кольцо. Однако джиннов печать не просто завораживала, она заставляла их дрожать от страха — Ид-Димирьят тому наглядный пример. Тем не менее, секрет ошеломительно воздействия крылся не столько в перекрещивающихся треугольниках, сколько в железе. Дуньязада как-то обмолвилась, что джинны боятся железа как огня; по-видимому, так и есть, иначе бы они не пасовали перед хлипкой пробкой с оттиском железной печати.