Игорь Журавлёв - Фантазм

– Целовались хоть? – с затаенным восхищением, прикрытым видимостью безразличия и юношеского цинизма, спрашивал Кузьма.

– Ну, а как иначе? – с видом бывалого ловеласа солидно отвечал Егор.

– Ну и как оно? – опять допытывался Кузьма, жаждущий подробностей.

– Что как? – тянул время Соколов.

– Чётко, да?

– Нормально, как обычно, – отчего-то раздражаясь, отвечал Егор. Точно зная, что всё было вовсе не как обычно, всё было иначе. Но как, скажите, объяснить товарищу про розовый туман, в котором он плыл, про сердце, которое, то замирало, то неслось вскачь, про щенячий восторг, переполнивший его? Не поймет ведь, засмеет. Егор ощущал себя неофитом, приобщённым к древним тайным знаниям, которые Кузьме никак нельзя объяснить. Придёт время – сам поймет. Ну, или не поймет, если не повезёт.

А потом на перемене, бегом взлетая по лестнице, на повороте чуть не столкнулся с тремя подругами. И замер как вкопанный, успев выдавить на автомате: "Привет!". И всё, дальше забыл сразу все слова. Голова была пустая и звонкая как дом, давно оставленный жильцами. Егор пошарил там по углам, пытаясь найти хоть что-то и находя лишь голые стены. А подружки стояли на верхней ступеньке, и смотрели на него сверху вниз. Гомонящая толпа школьников обтекала их со всех сторон, как некую скульптурную композицию, которую зачем-то поставили посреди лестничного пролета. Олег смотрел на Ольгу, не отрываясь от ее лица, и уже даже думать не мог, не то чтобы еще и говорить. Первой не выдержала, конечно, язвительная Лена:

– Ну и что ты здесь встал? Давай уже – туда или сюда. Чего молчишь? Язык проглотил? Вчера уж больно разговорчивый был! – и они все трое дружно и весело захихикали.

– Что? – невпопад спросил Олег, слышавший, что она говорит, но не понимающий смысла слов.

– Щтё? – передразнила его Лена, уморительно тряся головой. Лариса при этом даже согнулась от хохота. И уже обращаясь к Ольге:

– Ладно, мы пошли, вы тут воркуйте, голубки. Хотя, вижу, что слова вам уже не нужны.

И взявшись с Ларисой под руку, они вдвоем стали спускаться вниз по лестнице, продолжая хихикать, видимо, в его адрес.

– Ну, что скажешь? – с вызовом, задрав подбородок, наконец, спросила Ольга, нарушив затянувшееся молчание.

И в этот самый момент опять – бинокулярное зрение, вата в ушах, нарастающий гул и последовавшее за ним раздвоение сознания. И вот уже не он, а тот, другой Егор, глядя на Ольгу, ясно увидел, что она сама очень боится, стесняется и именно от этого её вызывающий тон. А вовсе не от того, что она над ним посмеивается, как думал первый Егор, который – восьмиклассник. И тогда он сказал еще раз, громко и совершенно не стесняясь никого вокруг:

– Здравствуй, любимая!

Егор-восьмиклассник чуть в обморок не упал, услышав, как его губы произнесли этот страшный секрет при всех, да еще так громко, что проходящие мимо с любопытством стали оборачиваться на них. А второй Егор, опытный, старший, лишь спокойно улыбаясь, смотрел на свою Олю и говорил:

– Я тебя встречу после школы, провожу. У вас сегодня сколько уроков?

– Пять! – растерянно ответила она, тут же смутилась и вновь натянула маску снисходительности, – посмотрим, может, и проводишь. Ладно, я пошла, сейчас урок начнется.

– Я буду ждать тебя у ворот школы! – крикнул Егор вслед легко поскакавшей стройными ножками по ступенькам Ольге, вновь непроизвольно к этим ножкам прилипая взглядом. "Да ладно тебе, – была ему мысль или голос в голове, – это просто гормоны". Про гормоны Егор не очень понял, но решил на этом не зацикливаться.

Она не повернулась, лишь помахала поднятой рукой. А Егор вновь остался один, счастливый от того, что она не отказалась и, наверное, разрешит нести свой портфель. Тот, старший внутри него, лишь снисходительно хмыкнул. Ну и пусть! Это его любовь, а "старший" может что-то подсказать, если хочет, или вообще проваливать.

Сама же Оля Лаврентьева, придя на урок и усевшись за парту, в очередной раз задумалась о приснившемся ей сегодня необычном сне. Она обычно не помнила своих снов или быстро забывала, но этот врезался в память намертво.

Темный подвал (она откуда-то знала, что это именно подвал, а не что-то другое), весь пропахший запахами мочи, блевотины и ещё чего-то такого же тошнотворного, что она не могла даже определить. Тусклый свет огрызка свечи в алюминиевой кружке без ручки позволял рассмотреть лишь небольшое пространстве вокруг лежащей на полу бесформенной кучи тряпья – настолько грязного и засаленного, что цвет его невозможно было определить. На этом тряпье лежал человек (БОМЖ – всплыло незнакомое слово или, скорее, даже аббревиатура, она чуть напряглась и "вспомнила" расшифровку – Без Определенного Места Жительства) и он был мертв, как минимум, уже пару часов. Человек был грязным, заросшим длинными волосами и с такой же длинной и грязной бородой. И на голове и в бороде были сплошные колтуны, видимо, человек уже забыл, когда последний раз пользовался расческой. Руки, торчащие из рукавов грязного пиджака на голое тело были в цыпках и в расчесанных прыщах. Человек очень давно жил на улице, в таких вот подвалах или, может, в коробках, как показывают американских бездомных в программе "Международная панорама". Хотя в нашем климате в коробке зимой не проживешь.

Ольге почему-то совсем не было страшно. Наоборот, она была предельно собрана и деловита, как будто ей предстояло совершить какое-то чрезвычайное важное дело. Она всмотрелась в лицо бомжа и узнала его. Это был Егор. И опять кто-то в ее голове подсказал, что это Егор через сорок два года, Егор будущего. Она с жалостью всмотрелась в его лицо и слеза покатилась по щеке. Ольга подняла руку и растерла ладонью соленую влагу. Увидев собственную ладонь, мелькнувшую перед глазами, она рассмотрела ее внимательнее. Ладонь была грязной с коротко обкусанными ногтями и черной полосой грязи под ними. Осмотрев себя, насколько это было возможно в тусклом свете оплывшего свечного огарка, она поняла, что и сама одета в какие-то грязные тряпки, мало похожие на нормальную одежду. Я тоже бомж, поняла она, вернее – бомжиха. Открытие это не шокировало ее, простая констатация факта. Еще она "вспомнила", что давно уже живет с Егором в этом подвале, потому что, потому что…

Мысль ускользала и Ольга никак не могла уцепить ее за тонкий хвостик. Она словно бы видела эту мысль, как та проскакивала в пустой голове, а когда она хотела ее остановить (чем?), та юрко шмыгала между пальцами (пальцами?). Наконец, изловчившись, Ольга накрыла ее ладошкой и сразу все стало ясно.

Это очередная майя, иллюзия Нараяны и ей необходимо завершить этот этап. Она почувствовала как ее лицо, тело, одежда – все стало меняться усилием ее воли. Вокруг стало очень светло и этот свет исходил от нее самой – она светилась. Поднеся руки к лицу, она с улыбкой посмотрела на белую нежную кожу ладней с ухоженными ногтями. А где же бомжиха? – подумала она и сама себе ответила: – её нет и никогда не было, иллюзия развеялась.