Максим Дынин - Голод и тьма

Вернулся я в Москву в конце марта, в середине Великого поста. А четырнадцатого апреля по новому стилю мы отпраздновали Пасху Господню. И двадцать первого числа, несмотря на то, что снег ещё и не начинал таять, я отправился с одним из "летучих отрядов" в Радонеж.

Сразу после Мытищ мы въехали на новую радонежскую дорогу. Она была вымощена деревом на всем протяжении, а вдоль нее находились новопостроенные ямы со сменными лошадьми, трактиры и постоялые дворы. Заночевали мы к северу от сельца Пушкино. К удивлению своему, я узнал, что названо оно не в честь великого поэта, а в честь его далекого предка, Григория Пушки, которому это село принадлежало еще в четырнадцатом веке. Это было первое увиденное мной с прошлого лета поселение в окрестностях Москвы, из которого никто не ушёл и где никто не умер от голода. Все жители трудились на прокладке дороги, и пусть не объедались, но питались достаточно неплохо.

А около полудня на второй день мы добрались до небольшого блок-поста на дороге – именно так именовал такого рода укрепления Ринат.

– Кто едет? – сипло осведомился старший, в форме Радонежского полка.

– Князь Алексей Николаевский и Радонежский.

– А документ у тебя есть?

– Вот, – ответил я и показал свой «документ», выданный мне тогда в Николаеве. Тот прочитал его внимательно и поклонился:

– Добро пожаловать, княже, в вотчину твою! А люди это твои?

– Это – летучий отряд.

– Розумею… но у нас здесь голодающих нет, до самого Сергиева Посада. Головой ручаюсь.

– Благодарю за службу!

Вскоре после блок-поста мы вышли на окраину леса – далее все было вырублено. Передо мной находился звездообразный бастион с каменными стенами, а далее виднелись стены самого города, вот только ранее они были, помнится, деревянными… Вокруг под снегом угадывались поля, тут и там находились деревни, частично старые, частично недавно построенные. Меня поразило, как за одно неполное лето и последующую долгую зиму город преобразился.

При входе в город нас вновь проверили, затем с почетом препроводили в городское управление в самом центре. Эта часть города изменилась меньше, но улицы были точно так же вымощены, а лица горожан были вполне довольными.

– Алексей! – радостно приветствовал меня Лёня Анисимов. – Заходи, гостем будешь, точнее, хозяином. Поедим, а потом я тебя познакомлю с местным хозяйством. Все если не в ажуре, то более или менее в порядке. Поехали!

И мы отправились в кремль. Он тоже был перестроен – старый дворец оставили, лишь чуть подремонтировали, но к нему добавились несколько каменных зданий, включая и гостевой дом (куда и определили «летучий отряд»), и казарму «кремлевской гвардии». Также там появилась небольшая церквушка святых Кирилла и Марии, родителей Сергия Радонежского.

Радонеж был теперь окружен четырьмя бастионами, вооруженными недавно привезенными из Борисова «орудиями нового типа». На территории каждого из них располагалось по казарме одного из батальонов Радонежского полка, а на Северном, самом большом – военное училище. Переселенческий лагерь, школа и другие новые здания находились на территории посадов, между городом и бастионами. Посадов, кстати, стало два – северный, выросший раза в три, и новый, восточный. Появились и новые деревни вокруг города, причем часть деревень получила свои церкви и превратилась в села. Каждая церковь являлась одновременно и трехлетней школой. В сентябре открывалась посадская школа для лучших учеников, а в планах было строительство академии, сиречь университета.

После весьма неплохого обеда, мы отправились в баню, где я обратил внимание на то, что банщиц не было – только банщики, некоторых из которых обучили массажу. После того, как нас попарили и размяли, я спросил у Лёни, почему он ввёл подобного рода сегрегацию.

– А это чтобы не вводить людей в соблазн. В женских банях – у нас их целых две – банщицы.

На следующий день, я распрощался с ребятами из «летучего отряда»; мне было сказано, что отныне меня будет сопровождать полувзвод Радонежского полка. Утро выдалось солнечным, но, казалось, морозы никогда не отступят. Но ближе к вечеру подул теплый южный ветер, и температура резко подскочила, а на следующий день, двадцать четвёртого апреля, все начало усиленно таять. Пришлось провести еще три дня в Радонеже. Меня уговаривали остаться на подольше, но, узнав, что дорога была закончена до Сергиева посада, я направился в Троице-Сергиев монастырь.

По вымощенной дороге мы доехали до села Хотьково, принадлежавшего Троице-Сергиеву монастырю. Сельцо было небольшое, но в нём находился женский Покровский монастырь, один из древнейших в Подмосковье. В летописях он впервые упоминается под 1308 году, или почти за тридцать лет до основания монашеского поселения святым Сергием Радонежским, бывшим тогда всё ещё Варфоломеем, и братом его Стефаном монашеского поселения на холме Маковец. Стефан до того был хотьковским иноком – Покровский монастырь был смешанным, полностью женским его сделали лишь в начале шестнадцатого века.

Самой большой монастырской святыней были мощи святых Кирилла и Марии, родителей святого Сергия Радонежского, которые на старости лет оба ушли в хотьковскую обитель и приняли постриг. Именно оттуда частички мощей были переданы в новопостроенный храм в радонежском кремле, и мы не могли не заехать и не поклониться святым мощам в монастырь. В отличие от более богатого Троице-Сергиева монастыря, хотьковский был сплошь построен из дерева – два деревянных храма, за ним корпуса келий, а вокруг невысокая деревянная стена. Но с одной из сторон уже начали строить каменную стену в нескольких десятках метров от имевшейся деревянной. Как мне рассказала игуменья, работы проводили мои ребята из Радонежа "во славу Божию". Она мне показала план работ, составленный, судя по языку проекта, у нас, но снабжённый печатью и подписью правящего архиерея – архимандрита Троице-Сергиевой обители Кирилла. После постройки наружных стен, планировалось разобрать внутренние, таким образом увеличив площадь монастыря почти вдвое. Кроме того, в планах был новый каменный храм. Существующие деревянные постройки решено не сносить, а лишь отремонтировать, благо они в достаточно хорошем состоянии. А вот каменные стены, а также хорошая дорога, пригодная для быстрой переброски войск, несомненно, имели смысл – в моей истории, монастырь захватили и сожгли поляки с их запорожскими союзниками, и возродился он лишь после Смутного времени.

А вот дорога на север, на Сергиев посад, была построена монастырскими крестьянами и резко отличалась от радонежской как по мощению, так и по ширине. Тем не менее, продвигались мы достаточно быстро, и при очередном выезде из леса перед нами возник неправильный прямоугольник стен монастыря и каменные храмы – Успенский, Троицкий и Духовский, величаво поднимавшиеся над стенами. Сами же стены усиленно ремонтировались и надстраивались. Монастырь в моем прошлом осадили поляки и войска Лжедмитрия, и он продержался в осаде четырнадцать месяцев. Неизвестно было, как будут развиваться события в теперешнем будущем, но я был рад, что монастырские власти позаботились об укреплении оборонной мощи.