Максим Дынин - Голод и тьма

Меня встретил архимандрит Кирилл, седоволосый старец в клобуке и рясе, практически не выделявшийся на фоне остальных монахов, кроме панагии на его груди. Я подошел, низко поклонился и встал под благословение.

– Здрав буди, княже, – будничным голосом сказал тот. – А мы для тебя покои в гостевом доме приготовили, и для твоих людей такоже. А когда заселитесь, приходите на трапезу!

Ужин оказался весьма скудный – пареная репа и хлеб. Нам, несмотря на протесты, положили по маленькой рыбке; я попробовал уговорить архимандрита забрать мою, на что он с улыбкой ответствовал, что он такой же монах, как и все остальные, и негоже ему есть то, что не достаётся другим. Зато он достаточно подробно рассказал о состоянии дел в монастыре и окрестностях. Как и у Радонежа, голодающих практически не было, но где-то половина местных крестьян ушла, в основном в тот же Радонеж. Другие же трудятся на усилении монастырских стен и на постройке и ремонте дорог.

– Зерна и рыбы у нас, а также картопеля, слава Господу нашему, достаточно будет и для монахов, и для мирян наших. Да и радонежцы нам помогают. Не будут у нас люди от голода умирать. Озимые высажены, картопель ваш к посадке готов, сажать будем, как нам твой Леонид скажет. Да и монахи в полях трудятся и рыбу ловят. А по неделям [33] Воскресеньям. и нам, инокам, рыбка полагается.

Я спросил его и про школы, и он с гордостью показал нам монастырскую, присовокупив, что при каждом храме тоже школа имеется. А после этого он лично провел нас по святыням монастыря и вместе с нами помолился и святому Сергию, и святому Максиму Греку, и многим другим, а затем нас отвели в наши покои.

Условия в странноприимном доме были спартанские, но было очень чисто, и имелась непременная банька. Банщиками служили двое монахов постарше, и так, как они исхлестали нас вениками, со мной не было никогда – я подумывал даже написать в комитет ООН по предотвращению пыток, но вовремя вспомнил, что ООН еще нет и неизвестно когда будет. Зато после экзекуции я чувствовал себя практически новорожденным, столь целебными были данные процедуры.

В гостях мы не задержались, и поехали в Александровскую слободу, где кончалась хорошая дорога. Там пришлось остаться на четыре дня, пока дорога на север хоть немного подсохла.

Связавшись с Казанью, мы узнали, что ледоход на Волге уже начался, а на Каме лед еще стоит, так что неизвестно, когда мои геологи смогут отправиться в Ярославль. Спешить было некуда, и мы через Переславль вновь отправились в Борисоглебский монастырь, где нас на сей раз приняли намного более приветливо, а я сразу же пошел к святителю Иринарху.

– Добро сделал, что пришел, княже, – услышал я знакомый голос, потом дверь отворилась, и я вошел внутрь крохотной кельи. На сей раз, святитель подробно расспрашивал меня о мерах преодоления голода, потом сказал:

– Господь помог тебе, княже, но и ты угодил Господу. Ступай, да пребудет с тобой благословение Господне. Увидимся мы с тобой еще не раз, но нескоро.

И, перекрестив меня, он закрыл за мной дверь кельи. Я остался в обители еще день, но Иринарх меня больше не принял., так что вскоре я через Ростов приехал в Ярославль. Льда на Волге уже не было, а из Казани пришла весточка о том, что и Кама вскрылась, но ледоход еще не кончился. Так что, погуляв по Ярославлю и посетив несколько монастырей, мы спустились по Волге до Костромы, вотчины Годуновых, где и остались дожидаться ребят. И я отправился в Ростов, обратив внимание, что, хоть в деревнях не хватало множества семей, а ещё больше мужчин, но здесь народ не голодал. На мои вопросы отвечали, что часть ушли в Радонеж, но большинство на работах – кто на дорогах, кто на рыбной ловле в озере Неро, а многие ушли в Ярославль. В Ростове же в Спасо-Яковлевом монастыре находилась контора по распределению зерна, рыбы и картофеля среди пожилых и немощных горожан и жителей близлежащих поселений. Рыба была местная, с озера Неро, картофель тоже, а вот зерно в большинстве своём прибыло, по словам настоятеля, из Ярославля. И что предложения о поставках зерна через монастырскую сеть они отвергали – в других местах это нужнее. Так что и в других местных монастырях, несмотря на то, что они, как я помнил, весьма неохотно принялись за подготовку к голодным годам, излишков пропитания не было, но и недостатка тоже.

То же мы видели и по пути в Ярославль, причём дорожное покрытие на этом отрезке мало чем уступало радонежскому, и работа кипела. А вскоре мы увидели прямые, как свечи, колокольни ярославских церквей за деревянными стенами города.

Ярославль напоминал муравейник – везде кипела работа, строились дороги, храмы и другие здания, новые каменные стены, люди выглядели вполне довольными, даже нищих видно не было. Наш путь лежал в местный кремль, где на высоком волжском берегу, недалеко от величественного древнего Успенского собора, располагалась городская управа.

Местным воеводой Борис назначил позапрошлым летом по моему совету князя Фёдора Ивановича Борятинского, которого в нашей истории сюда послал лишь Василий Шуйский. Встретил он нас весьма радушно, не преминув поблагодарить меня за назначение, присовокупив, что об этом ему «поведал сам государь». И, как оказалось, решение это оказалось удачным.

Как и другие воеводы, Фёдор Иванович получил достаточно подробные инструкции о том, как именно следует готовиться к голоду. Все, что содержалось в этих инструкциях, он выполнил, но добавил к этому еще один немаловажный элемент. Практически сразу после прибытия в Ярославль, он созвал купцов и рассказал им про голод и про то, что об этом предупреждает и Патриарх. Во многих местах к подобным пророчествам относились с недоверием, но не в Ярославле. Здесь уже случалась подобная история – с 1569 по 1571 год было целых три неурожайных года, к которым город и окрестности готовы не были. Начался голод, а затем и эпидемия чумы, косившая ослабевшее население. Как только в городе появились средства, в городе и окрестных городках были построены зернохранилища, а также в более жаркие годы началась засушка волжской рыбы.

Узнав про то, что события тридцатилетней давности могут повториться, да еще и в многократно худшем виде, купцы не просто согласились помочь, но и сами организовали целый ряд мероприятий для спасения местного населения. Во-первых, они резко увеличили ввоз зерна и другого продовольствия. Во-вторых, было основано «товарищество взаимной помощи», банк, ссужавший деньги под достаточно небольшие проценты. Он позволил существенно расширить экономическую базу – были построены верфи, на которых строились как купеческие, так и рыболовные суда. Кроме них, возникли цеха по засушке рыбы и грибов, по пошиву одежды, и многие другие. Когда же был объявлен запрет на посев зерновых и многих других культур, начался массовый набор рабочей силы и для промышленности, и для строительства, и для прокладки дорог, и даже команды для новых судов, которые обучались мастерами перед тем, как начать работу. Часть зарплаты выплачивалась деньгами, которые, впрочем, сильно потеряли покупательную способность, зато другая часть – продовольствием, одеждой и обувью.