Максим Дынин - Голод и тьма

– Ежели передумаешь, али что надо будет, скажи мне.

И мы распрощались, не подозревая, что судьба сведёт нас не в столь далёком времени.

Vlad-23 изволил поблагодарить

В субботу, двадцать четвертого мая по новому стилю, подошли наши ребята из Соликамска и Казани. На Урале никого из наших не оставалось, кроме роты Радонежского полка в Елисаветинске – как уже было в Алексеевске, Чернигове, да и в самом Радонеже, вокруг нее будет создаваться Елисаветинский полк для защиты Урала от недружественных народов; потом они же пойдут дальше, в Сибирь, чтобы и там организовать войска нового типа. Конечно, пока не хватало оружия, но, как мне сообщили, в Николаеве уже наладили выпуск некого эквивалента "пенсильванских винтовок" восемнадцатого века, да и с быстрым заряжаниям.

Меня они обрадовали – они привезли с собой не только немалое количество серебра, в основном монетами из Соликамска, но и железо, и медь, и золото, и драгоценные камни. Наши штатные геологи хотели обратно в Росс, но того, что они открыли, должно было быть достаточно еще на долгие годы, а рудознатцев мы им еще пришлем. Да и кое-кого из местных они тоже обучили пусть не всему, времени было мало, но азам поиска разнообразных руд. Карту известных месторождений, впрочем, решили им не давать на случай, если они попадут не в те руки.

А в понедельник, двадцать шестого, мы на «Святом Алексее» ушли в Тверь; грузовые суда такой скорости развивать не могли, и мы решили их не ждать, взяв с собой лишь золото и часть серебра. С собой мы драгоценные металлы брать не собирались, кроме того немногого, что нам может понадобиться по пути, ведь в Америке и того, и другого более чем достаточно. А вот для развития наших местных поселений и то, и другое было очень даже кстати, равно как и для возможной закупки продовольствия, буде где опять начнется голод.

Наша фактория – Строганов назвал ее, как оказалось, «Алексеевская», что меня еще больше вогнало в краску – находилась чуть ниже Твери и представляла из себя только что построенный звездообразный форт, на территории которого находились резиденция князя, небольшой постоялый двор, склады, а также казармы отдельной Алексеевской роты. К форту была пристроена речная гавань, также окруженная со стороны суши стеной. «Святого Алексея» мы решили пока оставить именно там; была мысль перетащить его волоком до Мсты и спуститься по ней до Великого Новгорода, но мы, подумав, решили отказаться от этой затеи, ведь при волоке его мореходные качества могут ухудшиться. Кроме того, я подумал, что быстрый волжский корабль нам может пригодиться и в будущем.

Совершил я и визит в саму Тверь. В городе и окрестностях, как оказалось, голоду разыграться не дали – помогли и ее положение на главной дороге на Новгород, и наш элеватор, и волжская рыба… Причем зерна потребовалось не так уж и много – ведь голод был не из-за того, что продовольствия не было, а из-за его недостачи. Да и вообще, как мне передали из Москвы, практически ниоткуда сообщений о голодных смертях больше не было.

На следующий день на постоялый двор пришел караван из Измайлово, включая тех школьников и курсантов, кого после недавнего окончания учебного года собирались перебросить в Николаев и взять с собой в Америку. Практически все они были сиротами, как Юра Заборщиков, которого я был очень рад видеть. А вот Анфисы не было – как мне рассказали, жильцы дома на Никольской не захотели её отпускать и решили, что она поедет с нами, когда в конце лета мы все будем перебираться в Николаев перед возвращением в Русскую Америку.

Моих радонежских охранников, я после этого отослал в Измайлово для сопровождения груза. Оттуда они вернутся в место постоянной дислокации. С ними отправились и геологи, а сам я в составе каравана пошел в Великий Новгород. Было холодно, но, как ни странно, сухо, и добрались мы всего за десять дней и прибыли туда шестнадцатого июня. Там нас уже ждала небольшая флотилия для путешествия вниз по Волхову и далее через Ладогу по Неве. Но мне сообщили, что в скором времени из Пскова отправится корабль на Нарву, и я, взяв с собой четырех курсантов, отправился в западный форпост России.

Дорога заняла всего пять дней, но по пути мы увидели, насколько тяжелее голод ударил по этим землям. Почти все деревни пестрели заброшенными домами, виднелось множество свежих могил, а те, кто оставался, часто были в летах – немалая часть молодежи ушла в Нарву, а многие далее в Николаев. Мы распределили то немногое, что у нас еще было, в первую очередь картофель, которого сюда, увы, не довезли, но кончился он на второй день нашего путешествия. Пришлось связаться с Новгородом и потребовать немедленного каравана с продовольствием в направлении Пскова. Впрочем, ближе к городу стало лучше – туда и картошка, и зерно добирались через Нарву.

Двадцать второго июня мы въехали в прекрасный город на реке Великой, столь непохожий не только на Москву и волжские города, но даже на близлежащий Новгород. Оказалось, что корабль из Нарвы успел уйти, а следующий ожидался лишь через неделю. И я решил посмотреть древний Изборск и находившийся на самой границе с немцами Псково-Печерский монастырь.

Изборск состоял из древней крепости с великолепным и древнейшим Никольским собором, и крохотного посада под крепостью, рядом с которым располагались многочисленные шалаши беженцев из близлежащих ливонских земель – голод там лютовал намного сильнее, чем на Руси, и многие ранее бежали через Псковское и Чудское озера в Нарву и далее в Невское устье. Но в Ливонии действовало крепостное право, и местные бароны организовали корабли, отлавливавшие беженцев, пытавшихся спуститься по системе озер. Беглецов, как правило, либо казнили на устрашение другим, либо отдавали на каторжные работы, и теперь они побежали в Изборск и далее в Псков, откуда ходили речные караваны в Нарву под вооруженным эскортом. По рассказам местного старосты, ливонцы два раза пытались напасть на караваны, и оба раза их корабли уничтожались, а выживших вешали на русско-ливонской границе. После этого, нападения прекратились.

А Печерский монастырь меня поразил своей красотой и величием. Провели меня и в пещеры, где я принял участие в панихиде по усопшим там инокам и мирянам. Было уже поздно, и мне и моим ребятам выделили две кельи с весьма неудобными топчанами, а наутро нас разбудили на литургию, начавшуюся на рассвете. А после этого, на весьма скудной трапезе, настоятель рассказал нам про другой монастырь, Николин на Труворовом городище.

– Вот он бедствует, княже. Мы отправляли в него то, что могли – и рыбу, и грибы – другого-то у нас нет.

– А картофель?

– Слыхал я про сей овощ, но у нас его нет, и у них тоже.