Максим Дынин - Голод и тьма

Иногда приезжал Фёдор. Он уже дорос до командира взвода, и готовился к принятию одной из новосозданных рот. Но чаще он оставался на каникулах в Измайлово на пару с Пожарским, где с ними и еще парочкой перспективных ребят занимался Саша Сикоев, ведь их мы готовили в военачальники, а не просто в младшие или даже старшие офицеры. Но время от времени и они приезжали в Кремль – Пожарский тайно, но с разрешения Марии Григорьевны и под ее неусыпным оком, виделся с Ксенией, а Федя занимался со мной науками.

А вот Анфиса все каникулы проводила у нас; когда я ходил к Борису, она, как правило, проводила время у Ксении, если у нее не было Пожарского, а в оставшееся время она либо помогала по дому, либо занималась с кем-нибудь из нас – сидеть без дела она не была приучена. В декабре ей исполнилось четырнадцать, и отпраздновали мы этот день с размахом – все-таки «дочь полка». Впрочем, как отличнице, ей были разрешены визиты и вне каникул, но только по воскресеньям после церкви, да и количество визитеров было не более двух, так что мы по очереди ездили к нашей девочке. Как ни странно, наши учителя смогли добиться того, чтобы ученики не делили себя на сословия, хотя, конечно, девочки из более знатных семей чаще дружили с себе подобными, чем с такими, как Анфиса. Но среди ее подруг была и Мария Скопина-Шуйская, сестра Михаила, и Ирина Андреевна Телятевская, дочь боярина Телятевского. Впрочем, время у них было распределено по часам – науки, Закон Божий, музыка, спорт, рукоделие плюс время для домашних заданий. Свободного времени было мало – по словам Анфисы, час или два в день.

В конце сентября мы получили весточку из Казани, а первого ноября – из Соликамска. Кама замерзла чуть выше Трёхсвятского, как здесь именовалась Елабуга, и им пришлось возвращаться в это село, а затем идти в Соликамск на санях. Сейчас же они занимались оборудованием монетного двора; дальнейшие планы включали переход в один из поселков, основанных прошлым, с вашего позволения, летом и названным Елисаветинском, в честь праведной Елисаветы, матери Богородицы, святой моей Лизы. Причем назвали они его без всяких консультаций со мной. Находился же Елисаветинск примерно там, где в нашей истории располагался Екатеринбург. В планах же было, как только растает снег, исследование нескольких известных нам месторождений, включая Берёзовские золотые копи. Ведь России кровь из носа было нужно свое золото.

И в Невском устье, и в Радонеже, и Алексееве было, согласно докладам, все хорошо. Кроме того, строилась и ширилась "фактория" у Твери, подаренная нам Строгановым. У меня появилась идея после Пасхи проехаться через Радонеж в Троице-Сергиев монастырь и далее через Переславль, Борисоглебский монастырь, Ростов и Ярославль, а затем вверх по Волге до Твери, и далее в Невское устье, проверить готовность к обратному походу. Ведь мыс Горн мы хотели обойти не позднее середины января следующего года, идти туда было больше месяца, если без остановок, следовательно, уходить надо было не позже начала декабря – а на самом деле ещё до начала ледостава в Финском заливе. То есть, скорее всего, выходить нам придётся не позже середины ноября.

То и дело возвращались «летучие отряды»; по их рассказам, голодных смертей практически не было, но кое-каких настоятелей монастырей и помещиков они доставляли в Москву в кандалах. Впрочем, к ноябрю таковых уже не было – судя по всему, новости о карающей длани правосудия разлетелись по Руси, и никто не хотел испытать это на себе. Единственное, что два или три раза происходило, были нападения разбойников, впрочем, также кончавшиеся их истреблением.

Новый Год мы справили у себя на Никольской, ведь для Руси праздником он еще не был. Конечно, Борис подумывал о переходе на Новый год в январе, по римскому обычаю, да и патриарх Иов был не против, но подобные реформы решили отложить до более спокойных времен. Рождественские каникулы у детей начались в воскресенье, 20 декабря по старому стилю, сразу после литургии, а закончились седьмого января, опять же по старому стилю, в день после Богоявления.

Вопрос был, по какому календарю его праздновать – по григорианскому, принятому в Русской Америке, в ночь на первого января по новому стилю и двадцать первого по старому, либо по юлианскому, первого января по старому стилю и одиннадцатого по новому. Порешили встретить оба, вот только "новый Новый Год" праздновали в своей компании, на Никольской, где из "не своих" была только Анфиса, ставшая, впрочем, уже своей. А гостей мы пригласили на "старый Новый Год" в своей усадьбе в Кремле – там были и Пожарский, и многие другие "измайловцы", и даже – инкогнито – Ксения.

Десятого января по старому стилю, и двадцатого по-новому, в Благовещенском соборе прошло венчание Митьки и Ксении, причем шафером у Дмитрия сделали меня, а у Ксении этой чести удостоилась Мария Лыкова, верховная боярыня при царице. День выдался теплый – всего лишь минус пять градусов! Солнце уже приняло более или менее оранжевый оттенок (зеленея на восходе и закате), и Москва выглядела намного светлее и наряднее, чем прошлым летом.

На Пожаре всем желающим раздавали по куску мяса, по куску хлеба, и по печеной картофелине, а мы отпраздновали в Кремле. Обыкновенно свадьбы продолжались по нескольку дней, но молодые решили не затягивать – все-таки голод – и в тот же вечер переселились в свою новую резиденцию – новопостроенное крыло Кремлёвского дворца. Впрочем, уже через неделю Дмитрию надо было возвращаться в Измайлово, ведь он был не абы кто, а уже майор Измайловского полка, командир третьего батальона.

А я уже утром двенадцатого уехал с "летучим отрядом" в направлении Алексеева. У ребят уже были специальные крытые возки, даже с печным отоплением. Температуры держались между пятнадцатью и двадцати пятью градусами ниже нуля, так что это было отнюдь не лишне, да и ночевали мы время от времени в тех же возках.

Дорога на Чернигов преобразилась за прошлое лето – на многих участках она была вымощена срезами брёвен, кое-где выпрямлена, и практически везде расширена. Конечно, мы то и дело съезжали то вправо, то влево, иногда на два-три десятка километров, чтобы проинспектировать не только деревни у дороги, но и в более глухих местах. Но картина была везде схожей – люди в деревнях, как правило, исхудали, но оголодавших мы не встречали. Многие деревни – особенно под Москвой и ближе к Алексееву – оказались полупустыми – люди, по рассказам односельчан, уходили на работы или на поселение на южной границе либо в Измайлово. Про голодные смерти мы практически нигде не слышали, хотя пожилые люди умирали чаще, чем обычно, в основном от болезней.

К воеводе Ноготкову-Оболенскому мы заехали буквально на день, и поразились, как преобразился и сам город, и окрестности. Множество новых деревень, тут и там – крепости, в самом Чернигове – новые каменные стены. Южнее, где раньше не жил практически никто, появились новые деревни и сёла, а Алексеев обзавёлся каменными стенами и звездообразными бастионами к югу и западу, а также деревнями между городом и южными бастионами, километрах в десяти от города, перед самой границей с Речью Посполитой.