Максим Дынин - Голод и тьма

– Добро, ежели так. Ну, поведай далее, что было.

То, что меня захватили и увезли в Ливонию, повергло его в ярость. Я еле-еле убедил его, что поспешные действия против поляков – не в наших интересах, и перешёл к нашим планам по его эвакуации, он отрезал:

– Я останусь в Москве, княже, что бы ни случилось. Да и Фёдор никуда не уедет. Царица и Ксения – те да.

Все мои аргументы о том, что, мол, он России нужен живым, он отмёл сразу:

– Княже, невместно то.

А потом спросил меня:

– А как ты думаешь, княже, будет смута?

– Не ведаю того, государю. Мыслю, ляхи попытаются. Но мы сможем этому противостоять, если большого предательства не будет.

– А не хочешь остаться здесь, в Москве?

– Не могу, государю, дом мой не только здесь, но и там. Но обещаю тебе, что я вернусь. А пока меня нет, трое из наших здесь останутся. И ещё семеро в Невском устье.

Затем я отправился к Патриарху, но и он сходу отмёл мои планы:

– Стар я уже, княже, чтобы от ворогов прятаться. А убьют они меня – другого Бог пошлёт, дабы спасти Церковь Русскую.

Так я и поплёлся обратно на Никольскую, в свою холодную постель, повторяя про себя строчку из Роберта Бернса: "The best laid schemes o' mice an' men gang aft a-gley” – наиболее тщательно проработанные планы мышей и людей часто приводят не туда.

Еще до моего прибытия в Москву, в городе вновь поплыли слухи об «истинном царевиче Димитрии», бежавшем от «годуновских катов» из Углича и объявившемся теперь в Речи Посполитой, дабы вернуть себе причитающийся ему московский престол. Четверо распространителей были взяты в первый же день. Дураками они не были и, не дожидаясь пыток сознались, что деньги им дал некий человек, по описанию один и тот же. Его достаточно быстро распознали – это был Ванька-Немчин, доверенный слуга Дмитрия Шуйского – вот только сам Дмитрий утверждал, что «бежал сей сукин сын» с немалой казной еще в начале июля.

Рано утром двадцать восьмого июля, на следующий день после моего возвращения, меня разбудили ни свет ни заря. Пришла радиограмма из Алексеева – там объявились перебежчики из Киева. По их словам, за две недели до того на Софийской площади староста самборский Ежи Мнишек представил народу «брата круля нашего Его Величества Сигизмунда русского царевича Димитрия Иоанновича, его же Господь спас от людей безбожного самозванца Бориски».

– Занятно, – сказал Ринат, когда я поделился с ним этой новостью. – А самое интересное, насколько это произошло именно так, и какие подробности эти «перебежчики» опустили. Ведь это может быть и деза. Хотя, конечно, вряд ли – ведь к этому все и шло. Но вот хотелось бы узнать детали.

– А зачем они?

– Ну, хотя бы, нам неизвестно, как выглядит сей «Димитрий». А то мы могли попытаться понять, кого именно ляхи выбрали на эту роль. Еще было бы интересно, кто при этом присутствовал. К чему они призывали – не удивлюсь, если там был клич типа «вступайте в армию царевича Димитрия». Эх, не создали мы внешней разведки… Иначе бы у нас были ответы хоть на часть этих вопросов, да и узнали бы мы об этом раньше.

– Да, и еще хотелось бы знать, почему именно в Киеве.

– Так он же вроде столица…

– Столица чего? В 1324 году Литва захватила Киев, а в 1362 окончательно присоединила. И в 1470 литовцы расформировали Киевское княжество, сделав его воеводством. За это время его не раз жгли то одни, то другие, а в 1482 Менгли-Гирей его практически сровнял с лицом земли. С тех пор он – малозначимый окраинный город, который к тому же был передан в состав польских королевских земель в 1562. Живут они лишь торговлей с Москвой – особенно теперь, после Черниговского мира. Но сам город в плачевном состоянии; Рейнгольд Гейденштейн посетил его несколько лет назад и написал, что город до сих пор в руинах, и худо-бедно заселен лишь купеческий Подол. Скорее всего, поляки начали восстановление Верхнего города, но зачем им это, ума не приложу.

– Понятно… да, очень жаль, что у нас там нет своего человека, а лучше нескольких. И каналов связи. Полагаю, что из него делают базу для походов Лжедмитрия, и одновременно пытаются его укрепить на случай, если самозванец захочет прибрать древний стольный град к рукам. Либо если наши посчитают это нарушением мирного договора и пойдут на Киев. Тем более, ты сам этим угрожал. Так что если брать Киев – то прямо сейчас.

– Поговорю с Борисом, но вряд ли он на это согласится. Страна еще не оправилась от голода, так что затяжная война с ляхами ему ни к чему. По крайней мере, пока.

Я пришел на следующее утро во дворец, но мне сказали, что царь с раннего утра уехал в Вязёмы. Пораскинув мозгами, я направился туда следом, взяв с собой Рината, а также взвод измайловцев, навязанный мне ребятами – мол, береженого Бог бережет, а ты уже два раза совершенно бездарно попадал в плен. Дорогу туда недавно вымостили, так что домчали мы туда, пока солнце еще даже не позеленело.

Услышав о последних событиях, Борис задумался, затем сказал:

– С Щелкаловым тебе это надо бы обсудить, княже, но не с руки нам сейчас война с ляхами, ох, не с руки. Им с нами – тоже.

– Государю, – сказал Ринат, – я приказал привести Измайловский полк в боевую готовность. Это значит, они могут выступить в любое время. Предлагаю послезавтра отправиться с ними в Алексеев.

– Мыслю, не надо пока, – медленно сказал Борис. – Ведь ляхи могут ударить и по Смоленску. Либо из Ливонии на Псков.

– Псков продержится, пока не подойдет Невский полк, – сказал я; именно этот вариант мы с Виталием обсудили в Николаеве. – Более того, часть наших тамошних сил может пойти на Дерпт, и ляхи это знают. Да и Смоленск – крепкий орешек, в нашей истории он держался почти двадцать месяцев, несмотря на весьма малые силы. Скорее они вторгнутся южнее, в направлении Рославля.

– Его по моему приказу укрепили за последние два года, – кивнул Борис, – как ты мне и советовал. Так что и он продержится до подхода измайловцев.

– Тогда, государь, будем держать алексеевцев в боевой готовности, – сказал Ринат.

На следующее утро вновь пришла весть из Алексеева – к нему подошла «рать истинного царевича Димитрия», и несколько парламентеров прибыли в город. Они потребовали у Алексеевского полка признать «законного нашего правителя» и перейти к нему в подчинение. По моему приказу, их попросту прогнали взашей.

После этого, "рать" пошла на штурм, но была оперативно прижата к Днепру; сказалась намного лучшая выучка, а также оружие – в большинстве своем у алексеевцев были николаевские нарезные винтовки с новой системой заряжания. Было понятно, что они проигрывали M-1 и даже «мосинкам», но мы не решились выдать им оружие, которое могло бы попасть в руки неприятеля. Тем не менее, вояк Лжедмитрия попросту расстреляли с дистанций, на которых их фузеи не могли причинить нам никакого вреда, разве что случайно. Немногим удалось разжиться лодками в одной из прибрежных деревень и уйти за Днепр, убито было около тысячи, и еще чуть более пятисот взято в плен.