Максим Дынин - Голод и тьма

– Постельный режим отменяется. Да и сиделка тебе не нужна; одна из девушек будет к тебе заглядывать раз в час. Ежели что, обращайся, – и она показала на уоки-токи, который она положила на стол.

– А можно выходить в столовую? И на палубу?

– Пищу принимать пока будешь здесь. А на палубу можно, сегодня на удивление тепло, целых восемь градусов, относительно солнечно, и ветер почти стих. Но оденься потеплее, и не увлекайся, полчаса или максимум час – и всё. Возьми с собой – да хоть твою приёмную дочь. Девочка очень способная, далеко пойдёт, если захочет стать врачом.

После завтрака, Анфиса проследила за тем, чтобы я облачился согласно Ренатиным инструкциям, а затем повела меня за локоть на палубу. Мы как раз проходили по Па-де-Кале, самому узкому месту Ла-Манша. По правому борту виднелись знаменитые дуврские меловые скалы, а по левую – более пологий грязно-белый французский берег у Кале. Солнце, почти утратившее оранжевый оттенок, действительно светило во всю мощь, но вновь задувший холодный ветер напоминал, что уже осень.

Неожиданно мы увидели небольшой парусник, шедший нам наперерез. Вскоре от него отделилась шлюпка и пошла в нашем направлении.

Я приказал спустить штормтрап, и, к моему великому удивлению, по нему поднялся некий человек в красно-синей униформе.

– Я лейтенант Эварист де Божё, – представился тот. – Кто вы и что вы делаете в этих водах?

– Лейтенант, я принц Николаевский и Радонежский, барон Улфсё, – сказал я чуть высокомерным тоном.

– Принц какой страны?

– России.

Лицо лейтенанта чуть посветлело.

– Значит, не англичане и не их вассалы, шотландцы. А то я подумал, что слишком уж ваш флаг похож на шотландский. Только цвета другие.

– Наш флаг – знамя Русско-Американского флота, к которому принадлежит наш корабль.

– Русская Америка? Не знал, что у России есть там колонии.

– Есть, мсье де Божё, и не одна.

– Ваше сиятельство, с вашего позволения, я хотел бы предложить вам посетить Кале – там сейчас находится маршал Франции Гийом де Отмер, граф де Шатовийяк. Именно он приказал моему командиру узнать, что за корабль следует по Па-де-Кале. Он будет рад приветствовать вас у себя в резиденции.

– Вот только лучше мы это сделаем на нашей шлюпке – так будет быстрее, мсье лейтенант. Только дайте мне возможность переодеться.

Плюнув на распоряжения Ренаты, я поспешил в свой кубрик, быстро натянул генеральскую форму, и вновь поднялся на палубу. Буду я ещё облачаться в кружева ради какого-то де Отмера, усмехнулся я про себя. Взяв с собой Рината, Ваню Алексеева, который знал французский, и несколько человек охраны, и назначив Виталия моим заместителем на случай, если меня французы "посодють", либо если я там "насмерть убьюсь на хмельной пирушке", я пригласил лейтенанта с нами в шлюпку, и мы отправились на моторке в Кале. Когда заревел мотор, и шлюпка полетела по воде, бедный де Божё перекрестился и начал молиться.

К де Отмеру мы попали практически сразу. Я читал про него, что, хоть и католик, он пытался спасти своего друга-протестанта во время Варфоломеевской ночи, так что человек он был, судя по всему, достойный. Меня он встретил весьма приветливо, а, узнав про мои титулы, низко поклонился:

– Добро пожаловать, ваше сиятельство, на благословенную французскую землю!

Узнав, что я знаю испанский и немецкий, он ответил, что и сам говорит на обоих языках, так что переводчик нам так и не понадобился, и мы заговорили на немецком. Разговор шёл в весьма доброжелательном ключе. Больше всего де Отмера интересовало положение дел в России, ведь практически всё, что они знали про нас, проходило сквозь призму Речи Посполитой и было смесью откровенной лжи и польской чванливости. Кроме того, его, конечно, интересовали наши технологии – тут я лишь сказал, что я принц, а не техник, и не разбираюсь в этом, но таких кораблей, как "Виктуар" (так переводилась "Победа"), у нас много, а есть и много лучше. А про Русскую Америку я рассказал, что нам принадлежат колонии на Тихом Океане и не только – и понадеялся, что не соврал, ведь Бермуды, с большой долей вероятности, тоже уже были нашими.

Распрощался я с адмиралом лишь тогда, когда начало смеркаться. Он пообещал передать мои наилучшие пожелания Его Величеству Анри Четвёртому, а также написал мне бумагу, разрешающую именем короля заход в любой французский порт, и предписывающую всем должностным лицам оказывать мне всяческое содействие.

– И я надеюсь, ваше сиятельство, лицезреть вас в Париже в следующий ваш приход. От имени моего короля хочу вас заверить, что и он будет рад вашему приезду.

– Надеюсь навестить Его Величество и вашу великолепную столицу в свой следующий приезд, мсье маршал! И сердечно благодарю за гостеприимство!

Когда я вернулся на "Победу", я с удивлением заметил, что жара у меня более не было, ничего не болело, и чувствовал я себя практически здоровым. Так что ночью у меня никто не сидел, и я наконец-то выспался.

Больше к нам никто не приближался – при нашем виде, проходящие мимо корабли спешили сменить курс. Светило солнце, и с продвижением на юг становилось всё теплее. А утром десятого ноября перед нами во всей красе предстало широченное устье реки Тежу, а вдали амфитеатром поднимался над ней Лиссабон.

В этом городе мне довелось побывать ещё ребёнком – отца пригласили туда на научную конференцию, и расходы оплатили для всей семьи. Я плохо помнил ту поездку – мне тогда было лет восемь – но в одном я был уверен: то, что мы увидели сейчас, было абсолютно не похоже на Лиссабон двадцатого века. Прочитав справочную литературу, я узнал, что в восемнадцатом веке город был – будет – практически уничтожен землетрясением и последующим пожаром. Отстроили его, наверное, не менее красивым, чем он был сейчас – просто совсем другим. Разве что древнейший район, Алфама, меньше всего пострадавший от землетрясения, изменился очень мало.

Мы остановились в некотором отдалении от порта, и я отправился в составе небольшой делегации на берег. Встретили нас вежливо, но, когда я показал бумагу от короля Фелипе о том, что нам предписывалось оказывать всяческое содействие, мне было сказано:

– Сеньор, здесь не Испания. Да, король Фелипе – наш король, но бумага ваша подписана Фелипе, королём Испанским, а не Португальским. Поэтому вы можете пришвартоваться у того пирса – он как раз для глубоководных кораблей – но по расценкам для купеческих кораблей. Точно так же вы можете закупить продовольствие, но не с королевских складов, а у купцов. А цены на зерно, мясо и воду резко поднялись – слышали же, наверное, про неурожаи и про голод на севере и востоке?

Я не знал, что и возразить, но тут моё внимание привлекли кареты, спускавшиеся в порт. А увидев, что чиновник согнулся в глубоком поклоне, понял, что это не просто дворяне. И, действительно, из них посыпались дамы в дорогих нарядах, а затем из самой роскошной из них вышла Божьей милостью королева Испании и Португалии Маргарита, собственной персоной.