Гийом Фай - Археофутуризм. Мир после катастрофы: европейский взгляд.

Краеугольным камнем нашего направления мысли является исторически установленное согласие по понятию Европы . Все мы (каждый согласно собственным мечтам, анализу и темпераменту) желаем выйти за пределы бестолкового эгалитарного национализма времен эпохи Просвещения и способствовать построению макроконтинентального союза братских народов, создавая сейчас его образ, который потребуется после катастрофы . Всё это должно быть приведено в соответствие с органической и демократической имперской логикой, без насильственного подчинения другим и уничтожения исторического наследия, представленного нашими разными языками и этнокультурными особенностями — уникальным сокровищем Европы. Так говорил Пьер Виаль, один из лидеров «Национального фронта», французской националистической партии, и основатель культурного объединения «Земля и народ». Вот подлинная цель нашей борьбы: сражаться за укорененную культурную идентичность, одновременно французскую и европейскую, гармонично сочетающую греко–римское, кельтское и германское наследие. Всё это для нас ценно, все представляет собой одну из граней одной и той же цивилизации. Все борцы за сохранение этой цивилизации — наши братья по оружию.

Мы вновь должны стать солдатами Идеи и гибко, но твердо объединить все направления мысли, периодические издания, книги и общества, придерживающиеся тех же взглядов на будущее Европы.

Перечитывая издания нашего «движения» (совсем недавно, потому что долгое время подобные вещи меня не интересовали), я был поражен существованием в Италии, Германии, Бельгии, Франции, Хорватии, Испании, Великобритании, России, Португалии и прочих странах людей, журналов, движений и объединений, в общих чертах разделяющих наше мировоззрение. Однако меня также поразила разрозненность, личная непохожесть и сильный местечковый дух некоторых из них.

Синергическое движение подобного рода, проходящее поперек течений и тенденций и сходящееся на отмеченных выше осевых идеях, найдет себе место в истории, лишь неся в себе заряд провокационного идеализма, а не нейтрального интеллектуализма .

Пусть мои одаренные друзья из новых правых извлекут пользу из этих кратких советов, вновь найдя себе исторический путь — возможно, они смогут начать со смены имени…

Лишь радикальная мысльплодотворна, ибо лишь она способна на создание смелых идей и уничтожение господствующего идеологического порядка, на освобождение нас из порочного круга рушащейся системы цивилизации. Как говорил Рене Том, автор теории катастроф, только «радикальные идеи» могут ввергнуть систему в хаос — «катастрофу» или травматические перемены — таким образом, чтобы возник новый порядок.

Радикальная мысль по природе своей не является ни «экстремистской», ни утопичной. Будь она таковой, она бы не держалась за реальность. Вместо этого она должна предвосхищать будущее, четко отделяя его от испорченного настоящего.

Революционна ли такая мысль? Сегодня она должна быть именно такой, потому что наша цивилизация находится в конце цикла, а не в начале витка нового развития, и потому что ни одно направление мысли не осмеливалось стать революционным после краха коммунистического эксперимента. Только после выявления новых перспектив цивилизации оно сможет стать предвестником историчности и аутентичности.

Почему эта мысль «радикальна»? Потому что она обращается к корням вещей, «к мозгу костей»: она подвергает сомнению само мировоззрение, на котором построена существующая цивилизация, эгалитаризм — утопическую и живучую идею, своими внутренними противоречиями ввергающую человечество в варварство, экономический и природный ужас.

Для изменения истории нужно вызывать идеологические бури , нападая, как верно отметил Ницше, на ценности , формирующие каркас и скелет системы. Сегодня этого никто не делает, ведь впервые именно экономическая сфера (телевидение, СМИ, видео, кино, шоу–бизнес и индустрия развлечений) удерживает монополию на (вос)производство ценностей. Это естественным образом приводит к господству идеологии, лишенной всяческих идей и не создающей изобретательных, сложных проектов, основанной вместо этого на догмах и анафемах.

Лишь радикальная мысль сегодня позволит интеллектуальным меньшинствам сформировать движение, встряхнуть мамонта и обеспечить электрошок (или идеошок ) ради изменения общества и современного мирового порядка. Мысли такого рода обязательно должны быть недогматичными, обязательно должны постоянно изменяться («революция внутри революции» — единственная верная мысль маоизма), защищая свою радикальную сущность от невротического искушения статичными идеями, бесплотными мечтами, гипнотическими утопиями, экстремистской ностальгией и одержимостью — рисками, угрожающими любой идеологической перспективе.

Для воздействия на мир всякой радикальной мысли необходимо беспристрастно и гибко создать целостный и прагматичный идеологический корпус текстов. Радикальная мысль, в первую очередь, является вопросом , а не доктриной. Предлагаемое ей должно склоняться к сослагательному, а не повелительному наклонению. Никакого компромисса, никакой ложной мудрости «осторожности», правления невежд–«специалистов» и парадоксального консерватизма («поддержание статус–кво») обожателей «современности», верящих в её вечность.

Последнее качество эффективной радикальной мысли: признание гетеротелии , заключающейся в понимании того, что идеи не обязательно приносят ожидаемый результат. Эффективная мысль признает собственную приблизительность .

Следует плыть по собственному усмотрению, меняя курс в зависимости от ветра, но всегда зная, куда плывешь и к какому порту намерен прийти. Радикальная мысль не забывает о рисках и ошибках , свойственных всем человеческим поступкам. Её скромность вдохновлена картезианским сомнением и заставляет весь механизм двигаться. Здесь нет никаких догм, лишь сила воображения и немного аморальности: творческое стремление к новой морали.

Сегодня, на заре XXI века, объявляющего себя веком железа и огня , века колоссального риска и смертельной угрозы для Европы и человечества в целом, в то время как наши современники отуплены мягкой идеологией и обществом спектакля посреди идеологического вакуума , радикальная мысль, наконец, может быть сформулирована. Она даже может утвердиться посредством представления новых и ранее немыслимых решений.