Гийом Фай - Археофутуризм. Мир после катастрофы: европейский взгляд.

Шломо Шоам, в 1980–х занимавший пост заведующего кафедрой философии в университете в Рамат Авиве (Израиль), на одном из афинских симпозиумов тайно поделился со мной следующей мыслью: «Экономическая и военная мощь Израиля и его безопасность перед лицом арабских стран зависит от «сабров» [170]— иммигрантов–ашкенази из Европы». Первичная основа истории — антропология, определяющая культурное поведение.

Этнический вопрос сегодня табуирован, а значит, предельно важен . После долгого периода миграционной стабильности, Европа — в частности, Франция — является пунктом назначения массовой иммиграции из Африки и Азии, меняющей этнический состав нашей страны против воли её коренного населения и демократических традиций, унаследованных у греческих полисов, Римской республики и германского закона.

Сторонники иммиграции говорят, что Франция всегда была страной плавильного котла и массовых вторжений. Какие у них доказательства? Бесконечные волны кельтов, германцев, римлян и славян, проникшие в страну. Конечно, но это же были соседние народы, скорее даже «близкие родственники». Франция действительно представляет собой смесь почти всех этносов (включая германский), однако все эти народы близки нам по менталитету и формам поведения. Понятие этнической близости, биоантропологическое по своей природе, в первую очередь относится к близости мировоззрения и инстинктивного поведения народов. Король Кловис — чье настоящее имя было Хлодвиг — стал римским консулом по решению Константинополя. Так в земле галлов присутствовала связь римского и германского мировоззрения, наложенная на субстрат родственных кельтских народов.

Хорошо известно, что с этнической точки зрения Франция является синтезом европейских народов. Сторонники иммиграции оправдывают массовый приток иммигрантов из Африки и Азии тем, что Франция якобы всегда была страной расового смешения, и ничего не изменилось, что мы просто продолжаем традицию и не о чем волноваться. На самом деле «расовое смешение» происходило только среди европейцев. Германские «захватчики» — наиболее часто вспоминаемый штамп — были не такими уж захватчиками; ведь, в конце концов, они уже находились на земле галлов до предполагаемого «вторжения», их культура была очень близка галло–римской. Настоящие вторжения нужно искать не в древнем, а в современном мире.

Вот ещё одна уловка сторонников иммиграции: мысль, что процент иностранцев в населении Франции сегодня примерно такой же, как в… 1930–м году. Поверить в это означает проигнорировать случившуюся массовую натурализацию иммигрантов и — что наиболее важно — тот факт, что благодаря безумному «закону почвы» миллионы «молодых людей» афро–азиатского происхождения, совсем не считающие себя французами, по бумагам официально ими стали. А эти люди мыслят этническими категориями — в отличие от парижских интеллектуалов.

Смешение, произошедшее в стране галлов, каким бы оно ни было по масштабу, происходило только среди народов, близких с точки зрения антропологии и культуры, а также лингвистики. Напротив, афро–азиатское население, приезжающее на наш материк с 1960–х годов, меняющее этнический и культурный состав страны (мусульман во Франции скоро станет 5 миллионов, а примерно с 2005 года ислам будет самой распространённой религией в стране), не имеет ничего общего по антропологии, культуре или по менталитету с коренным европейским населением. Напротив, германское население связано с римлянами, кельтами или славянами. Так что это прекращение традиции, а никак не её продолжение. С другой стороны, «германские вторжения» поздней античности, как и все прочие военные нашествия или потоки иммиграции, случавшиеся с Францией за тысячу лет истории и связанные с маврами, англичанами, голландцами, испанцами, немцами, русскими и итальянцами никогда не вызывали радикальных этнических перемен или культурных противоречий. Следовательно, когда защитники иммиграции сравнивают эти внутриевропейские движения с массовой демографической колонизацией, объектом которой мы являемся сегодня, они сильно ошибаются: это просто интеллектуальный абсурд, призванный скрыть истинную природу происходящего.

При помощи своей запутанной и определённо антидемократической риторики, эти люди потворствуют распространению этнического хаоса в Европе, скрывая его реальность. Не будем забывать, что лобби сторонников иммиграции возглавляют троцкисты, чьим иррациональным скрытым чувством всегда была ненависть к европейской этнокультурной идентичности.

Помимо этого, этих интернационалистов поддерживает американский ультралиберализм. Геополитическая цель США — и мы их не можем винить за разыгрывание этой карты — заключается в доминировании над европейским континентом, уничтожении его этнокультурной идентичности и захвате его рынков и техно–экономических ресурсов.

Без сомнения, Франция уже пережила несколько иммиграционных потоков испанцев, итальянцев, португальцев, поляков и т. д. в начале XX века. Но повторим, что все эти народы близки французам: это католические народы, говорящие на родственных языках и даже имеющие нечто вроде общей исторической памяти. Генрих III был «королём Польским», и вся европейская история — не более чем собрание межконтинентальных «фрагментов памяти». Французскую историю не понять без постоянных отсылок к немецкой, итальянской, российской, английской, испанской и т. д.

Эти внутриевропейские миграции (в любом случае, имевшие место далеко не в таких масштабах, как современные миграции из Африки и Азии) можно сравнить с миграциями в Северной Африке или с передвижениями из континентального Китая в приморские области этой страны. Между современными фламандцами или немцами и греками или сардинцами, определённо, существует некоторое «различие менталитетов», но оно куда меньше того, что отделяет нас от этнических блоков иных континентов.

Можно ли людей просто смешать вместе, как повар смешивает овощи в салате?

Нам не стоит бояться сказать свое слово против крипторасистской идеологии защитников бесконтрольной массовой иммиграции.

Лобби защитников иммиграции, подчиняющиеся троцкистам, прекрасно сознаёт тот факт, что мультирасовое общество означает мультирасистское общество. Это уже было много раз отмечено в данной работе, но заслуживает многократного повторения.

Хотел бы теперь ответить ещё на два аргумента: «как быть с антинемецкими настроениями французов?», а также «зачем беспокоиться об этнических проблемах и иммиграции в век интернета и глобализации? Разве это не устаревшее беспокойство? В конце концов, разве мы не граждане мира?».