Гийом Фай - Археофутуризм. Мир после катастрофы: европейский взгляд.

Нам скорее нужно критиковать сторонников глобализации или, если точнее, космополитизма . Этот термин служит не средством описания существующей реальности, а орудием идеологической войны против Европы, должным устроить человеческий потоп на нашем континенте, парализовав его политическую волю.

Эти сторонники космополитизма говорят: «Народ Земли един, так давайте смешиваться». Они хотят, чтобы мы поверили, что будущее планеты в повсеместном смешении, что политические и экономические границы размываются. Но это софистика, на самом деле этого не происходит. Этническая однородность посредством расового смешения совсем не ждет нас — напротив, этнические блоки крепнут. Лишь Европа и Северная Америка подвержены иммиграции. Лишь Европа и Северная Америка — скорее, их интеллигенция — верят и заставляют других верить в неизбежность глобального плавильного котла. Как марксизм заставил людей верить в научную неизбежность подъема интернационального социализма, так и глобализация представляет собой центральный компонент идеологии космополитизма, столь мудро объясняющей как «история» вынуждает нас принять массовый поток афро–азиатской иммиграции и отказаться от древней антропологической и этнической идентичности европейцев.

Кроме того, глобализация и иммиграция не заботят остальной мир. Утверждение, что глобализация является всемирным феноменом, отражающим ход истории, является интеллектуальным обманом. На самом деле имеет место массовая демографическая колонизация, которой мы подвергаемся. Китай, Индия, Африка и арабо–мусульманские страны больше не смешиваются — они экспортируют свою кровь, сохраняя закрытость своих блоков. Они завоевывают нас (отчасти в виде мести, как утверждалось раньше) методом инфильтрации, куда более эффективным, чем открытое военное вторжение, ведь оно не создаст немедленную реакцию и бунт.

По–прежнему существует реальный среднесрочный риск этнической гражданской войны в Европе, если она вновь откроет свою идентичность и утерянную однородность. Это станет актом неповиновения коренных европейцев, возможно, запущенным вышеупомянутым сближением катастроф. Глупый пацифизм сторонников иммиграции и их мечты о гармоничном расовом смешении приведут прямо к войне. Но так даже лучше — конкретные факты всегда побеждают глупые идеи.

Я не верю в «мировое гражданство». С другой стороны, я никогда не был особо привязан к французскому государству — централизованному, не кающемуся кольберовскому социалистическому организму [176]с высокими налогами; пиявке, сосущей галльскую кровь, и причине мировых войн прошлого. Привязанное к несостоятельному закону почвы, в долгосрочной перспективе оно уничтожит то, что должно было защитить: французский народ. Закон почвы было легко принять, как один из свободных и романтических лозунгов эпохи Революции («У всех есть две родины: своя собственная и Франция»). Идеологи считают термин «французский» политической концепцией, хотя люди всегда понимали его с этнической точки зрения. В момент его создания не было никаких массовых иммиграционных потоков, а значит, и риска распространения утопий.

Позор, что многие, утверждающие о своей «привязанности к Франции» (например, «Национальный фронт»), не выбрали путь европейской федеральной империи, а из ностальгических и романтических соображений настаивают на микронационалистической привязанности к французскому государству. Эти люди не могут понять, что французское государство разрушает этническую идентичность французского народа изнутри, и это не изменить, ведь оно оказалось неспособным защитить нас от неограниченной иммиграции. Сможет ли федеральное европейское государство справиться с этим лучше? Я думаю, да — при условии, что оно будет полной противоположностью европейского государства, строящегося сейчас.

Подобные «Национальному фронту» люди и группы вполне правы, выступая против Европейского Союза Амстердамского договора — бюрократического и аполитичного монстра, способствовавшего безработице своим ультралиберализмом свободного рынка, потворствовавшего иммиграции своей псевдогуманистической идеологией и лёгкой проницаемостью внешних границ, ответственного за опустынивание и природные катастрофы в сельской местности, ограничивающего гражданскую демократию своими околототалитарными технократическими стремлениями («директивы» ЕС делают честь советскому Госплану), и склоняющегося перед диктатом своих американских хозяев во всех стратегических и коммерческих делах — ведь ЕС является лишь административным органом без всякого суверенитета.

Мало сомнения в том, что посредством глупой сделки с ЕС национальные государства отдали свой суверенитет и заменили его совершенной пустотой — «ничем»: гигантская формальность, лишенная всякой политической воли и совершенно неспособная нас защитить. Однако альтернативой этому является не возвращение к государствам в осаде, существовавшим до войны, и не Европа, основанная на «взаимном понимании наций», как считал Талейран [177]. Решение, помогающее нам защитить себя, должно быть радикальным: «хорошая» федерация (по моему мнению, основывающаяся на автономных регионах), способная подать себя как подлинное государство и оказывающая серьёзное влияние на международную сцену, являясь реальной мировой силой. Такого рода федерация может возникнуть только после шока, когда нынешняя псевдофедерация покажет всё свое бессилие и вредность.

Я уверен, что верной стратегией было бы начало революции внутри Европейского Союза с целью его радикального преобразования — не ради возвращения к системе национальных государств, которая в любом случае не смогла бы нас защитить. В истории лишь структурные изменения, а не мелкие перемены могут обратить существующие тенденции и приблизить революции.

Франция, как и Германия, обречена как политическая единица. Её место должна занять Европа. Как и позднее Средневековье, наше время — трудная пора междуцарствия, хоть и в обратном смысле. Франция выживет, но не как формальная сущность, а скорее в качестве культуры в германском смысле слова.

Единственная надежда на спасение в наш тёмный век состоит в попытке построить федерацию — великую федерацию, которую предвидели пророки XIX века: Соединённые Штаты Европы. Федерация такого рода могла бы потягаться с американской, создав защищённое и эгоцентричное континентальное экономическое пространство, подавив подъём ислама и демографическую колонизацию со стороны Африки и Азии. История набирает обороты — если бы Россия присоединилась к нам, мы смогли бы начать работу над потрясающим проектом по постройке Евросибири.