Тимоти Рувидо - Хозяева плоской Земли [Путеводная симфония] [ЛП]

Мои молитвы о возмездии были услышаны. Я не был уверен в том, что судьба воплотила их в точности или ровно наоборот, но в одном я уверен быть мог: теперь мне точно до моих бывших работодателей не добраться. Я не Геракл и не Орфей, чтобы спускаться за ними в Аид, и уж тем более даже не полубог, чтобы восходить на неприступный Олимп. Мне оставалось только надеяться, что авиакатастрофа была всё-таки подстроена, а не разыграна.

Вместе с самолётом разбилась моя единственная статья дохода. Накопленных денег, конечно, хватало на безбедное существование в последующие несколько лет, можно было даже попытаться куда-нибудь их с умом вложить, что я, будь я итальянцем, наверное, и сделал бы, но я был ирландцем и потому не мог сидеть, сложа руки.

Привыкнув последние несколько лет жить, с одной стороны, в относительной роскоши, а с другой, на постоянном адреналине, я стал думать, как продолжать зарабатывать и не терять при этом тонус. Даже прочитал на досуге несколько статей о знаменитом сыщике Алане Пинкертоне, который прославился не только тем, что предотвратил покушение на жизнь президента Линкольна в Балтиморе и поймал организаторов железнодорожной кражи 700 000 тогдашних долларов, но и создал национальное детективное агентство своего имени, девизом которого стала фраза «Мы никогда не спим», а символом – то самое недремлющее око. Именно в этом агентстве впервые стали применять фотографии и описания преступников, равно как и картотеки, где они строго делились по специализации.

Упоминание «ока» и Линкольна меня, надо сказать, сразу смутило. Я почувствовал, что Пинкертон был простачком явно в устах недалёких историков, тогда как на самом деле его, скорее всего, поддерживала всё та же невидимая рука, которая угадывается за многими так или иначе выдающимися персонами, не обладающими при более тщательном рассмотрении ничем выдающимся, кроме завуалированной родословной или не менее завуалированных связей. Моя «невидимая рука» канула в Мессинский пролив 71 71 Пролив между восточной частью острова Сицилия и югом Калабрии. , оказавшись на поверку не настолько уж «невидимой», так что больше ни на какую поддержку я рассчитывать не мог, а это в свою очередь означало, что Пинкертона из меня определённо не получится.

Дядя Джузеппе говорил, что по жизни нужно «делать то, что умеешь делать лучше всего». Для боксёра я был уже староват да и никогда не считал себя в состоянии довести эти навыки до уровня средства заработка. Хотя бы потому, что драться с кем-то, кто тебе безразличен, на потеху публики – не уж, увольте. Для этого нужно быть Нарциссом или мазохистом, либо отшибить себе мозг ещё в детстве, чтобы вообще утерять способность думать. Оставалось одно – вождение машин, занятие, которое, как мне казалось, не может надоесть. Знакомая итальянка сказала, что я ещё мог бы заниматься преподаванием английского. От молоденьких учениц не было бы отбоя. Мы вместе посмеялись и вернулись к тому, чем тоже можно зарабатывать, но лучше делать это безплатно и просто получать удовольствие.

Закончилось тем, что года два или три я не занимался вообще ни чем. Вернулся к своей давнишней любви – велосипеду и как заводной колесил на нём вдоль Средиземного моря, от Неаполя до Генуи, от Генуи до Канн, от Канн через Марсель до Барселоны, оттуда через Валенсию и Малагу – до Гибралтара, паромом до испанской Сеуты на территории Марокко. Печально известная Сеутская стена 72 72 Построена в 1993 году на средства Евросоюза для защиты Европы от нелегальных иммигрантов из Африки. уже достраивалась, так что мне пришлось покрутиться, пока я ни нашёл пропускной пункт национальной полиции у самой юго-восточной оконечности полуанклава, где стоял шум и гвалт, поднимаемый африканскими беженцами, с тюками и сумками прорывающимися в Европу. Меня тормознули, долго изучали паспорт, но поскольку ехал я в обратную сторону, испанские власти в итоге не нашли причин меня не пропускать.

Поездка в одиночку на велосипеде по северной кромке Африки требует отдельного романа, на написание которого у меня сегодня нет ни времени, ни желания. Было страшно интересно и просто страшно. Приветливые люди, смешные по европейским меркам цены, невыносимая жара днём и холодные ночи, еда, рассчитанная далеко не на всякий желудок, относительно пустые, но объективно плохие дороги, всеобщая нищета, вынуждавшая тех самых приветливых людей временами вести себя неадекватно и видеть в одиноком туристе лёгкую жертву для грабежа и вымогательств. Ночёвка в палатке в национальном парке Эль Хосейма обернулась форменной поножовщиной, и если бы противников было не трое, а больше, не знаю, как бы я выжил. К счастью, в отличие от меня велосипед не пострадал, и я под утро смог добраться до ближайшей больницы, где провалялся неделю, пока мне накладывали швы. Там я познакомился с замечательным санитаром Алламом и его ещё более замечательной сестрой Файруз, которые сперва по очереди меня выхаживали, а потом предложили пожить у них в доме. Закончилось тем, что в благодарность за заботу я отыскал в их городке Аль-Хосейма приличный банк, снял со счёта некоторую сумму и от всего сердца купил им минивэн Тойоту Эстиму предыдущего года выпуска. Надо было видеть ставшие ещё больше глаза Файруз и потерявшего дар речи Аллама, когда я вручил им ключи и сказал, что не могу больше видеть, как они тратят время на безконечные переезды на общественном транспорте. Когда меня впоследствии спрашивали, есть ли у меня дети, я отвечал, что нет, однако почему-то обязательно вспоминал Файруз, и мне в душу закрадывались сладкие сомнения.

Аль-Хосейма оказался ровно на половине моего пути через Марокко, но лишь в начале пути по Африке. За ним лежал Алжир с самой протяжённой из африканских стран береговой линией. В отличие от Марокко здесь мне на каждом шагу попадались упитанные женщины и длинные, а не круглые грецкие орехи. Наиболее расхожая фраза, как я понял, «ин шала», то есть «если бог даст». Поэтому всё у них там было неспешно, неточно, как получится. В принципе красивый город Алжир, столица Алжира, построенная ещё при французах, изобилует такими контрастами, на фоне которых меркнет любой Неаполь. Что интересно, местная пицца показалась мне гораздо вкуснее итальянской и даже неаполитанской. Для велосипедиста Алжир настоящее испытание, так что у меня от него остались смешанные чувства.

Зато меня грустно порадовал уклад жизни в Тунисе. Здесь он оказался ещё больше «итальянским» чем в Италии, когда точно понимаешь смысл поговорки о том, что «человек рождается уставшим и живёт, чтобы отдыхать». Мои попытки продолжать жить привычной жизнью постоянно разбивались о закрытые двери магазинов и офисов, которые обычно закрывались к двум часам дня, чтобы больше не открыться вовсе или в лучшем случае часа через два три, после неспешного обеденного перерыва.