Тимоти Рувидо - Хозяева плоской Земли [Путеводная симфония] [ЛП]

Предполагалось, видимо, что встречавшие сразу же заберут меня к себе в деревню, поскольку наша туристическая контора, оказывается, располагалась именно там, где жил дядя Дилан, Тим и вся их шатия-братия, однако необходимость утреннего визита к этому самому патернусу смешала изначальные планы, и мне было предложено выбрать себе комнату для ночлега прямо в этой таверне. Я был навеселе и сказал, что должен предварительно поменять где-нибудь денег, но Тим резко меня осадил и заверил, что до приёма дел я просто их гость, поэтому о деньгах мне думать даже не надо. Не стану скрывать, такая постановка вопроса ещё сильнее расположила меня к этому простоватому малому и его глазастой невесте. В итоге усталость после суток в дороге заставила меня согласиться на всё, и я был препровождён на второй этаж, где в моё распоряжение была предоставлена просторная комната, пахнувшая древесиной ещё лучше, чем местный туалет. В кровать я просто провалился, и последнее, что запомнил в тот вечер, было ощущение, будто я вернулся домой, к матери.

Утром меня разбудил Тим. Оказалось, что двери на ночь не закрывались, так что он просто стукнул один раз и вошёл, свежий и улыбающийся.

– Конрад, подъём! Уже восьмой час, пора.

– Неужели ваш городской совет начинает работу в такую рань? – поразился я, просовывая ноги в джинсы и набрасывая рубашку. Туалетные принадлежности уже ждали меня у рукомойника. Как они там оказались, я понятия не имел.

– Во-первых, у нас тут вообще принято начинать день не по часам, а по Солнцу. Мы с ним встаём и с ним ложимся. Не все и не всегда, конечно, но стараемся. Во-вторых, сам городской совет нам не нужен. Нам нужен исключительно Альберт Нарди.

Я всё понял и заодно поинтересовался, откуда Тим так хорошо знает английский. Он говорил не как англичанин, чуть притормаживал, подбирая слова, но слов этих у него была в запасе целая уйма, так что в результате получалась не просто правильная, а красивая литературная речь. Пока я наскоро умывался и собирал рюкзак, зная, что мы уже не вернёмся, он свалил всю вину на дядю Дилана и привычку много читать.

– Ну, и постоянная практика с приезжающими, – добавил он, когда я направился с вещами на выход. – Конрад, постой-ка… Знаешь, что бы я на твоём месте сегодня сделал, чтобы всё прошло тихо и спокойно? – Я замер в растерянности. – Опусти рукава, пожалуйста.

Я машинально послушался, однако на втором рукаве меня разобрало любопытство, и я спросил:

– Ты что-то имеешь против моих дурацких наколок?

– Мне от них ни тепло, ни холодно, а вот другие, типа Альберта Нарди, могут тебя неправильно понять.

– Почему?

– Мы считаем, что нельзя уродовать своё тело, которое было тебе дано от рождения.

– А что у вас за религия?

– Религии никакой нет. Просто не принято. Это не считается красивым, как у вас там.

– Ну, у нас тоже к наколкам по-разному относятся. Я бы сегодня тоже такие делать не стал. Я бы сегодня вообще многое чего не стал делать. Да, был дурак, наколол по молодости. Кстати, знаешь в честь кого? Не поверишь. В честь одного вашего, тоже фрисландца. У него это было как прозвище – Фрисландец. Вообще-то его звали Джоном, и он…

– … дрался за деньги в Америке, – договорил за меня Тим.

– Ты тоже его видел?! – обрадовался я и даже обвёл на прощанье комнату взглядом, однако никаких признаков телевизора не нашёл.

– Я его не просто видел, а разговаривал, как сейчас с тобой. Он вернулся домой и теперь работает кучером.

– Кучером?..

Кумир моего детства и профессия кучера как-то не стыковались. Тим потянул меня за рюкзак.

– Татуировки спрятал – можно идти. По дороге поговорим.

Утреннее солнце пробивалось из-за дымки. В порту уже царила суета. Доставившее меня накануне судно было здесь единственным, но стояло под разгрузкой и немилосердно скрипело всеми кранами. Я поинтересовался, не нужно ли подождать Ингрид. Оказалось, что нет: она ещё затемно уехала обратно заниматься насущными делами конторы. Я хотел спросить, не думал ли кто-нибудь о том, чтобы перенести туристическую деятельность сюда, поближе к порту, однако не решился, вовремя сообразив, что начинаю лезть в то, чего пока совершенно не знаю. А когда не видишь всей картины, но при этом даёшь советы, можно легко прослыть невежей и выскочкой.

Я уже твёрдо запомнил, что город, в котором оказался, называется Окибар. Действительно, он походил на город в моём представлении даже больше, чем Рейкьявик, потому что стоило нам свернуть в проулок между двумя деревянными избами и отойти от порта настолько, чтобы не слышать скрипа кранов, как я увидел некое подобие настоящего средневекового замка. «Подобие» потому, что у настоящих замков я привык видеть законченные башни с флагами и стены с бойницами, а здесь башня была одна-единственная, правда, здоровенная, но какая-то полуразрушенная, больше похожая на гигантский колодец. Стена тоже присутствовала, однако и её не пощадило время, а местные либо ленились её ремонтировать, либо растеряли умение обращаться с камнем, полностью перейдя на лес и брёвна. Тим подсказал, что сегодня в этой башне заседает городской совет, точнее, совет старейшин, куда мы сейчас и направляемся. Что самое интересное, будучи родом из Италии, где тебя всюду окружает как будто старина, такого ощущения настоящей истории, которое охватило меня при виде этих изъеденных временем стен, я не испытывал ни в римских Форумах, ни в Колизее. Видимо, интуицию не обманешь, и новодел, как бы его ни рекламировали учебники, путеводители и гиды, остаётся новоделом.

Если честно, то здесь мне всё было внове. Когда я проезжал по Рейкьявику, тамошние беленькие примитивные сарайчики напоминали мне те, что я видел по всей Европе. Когда я ездил по Италии, то за такой же примитивной современной и помпезной былой архитектурой видел грязные, облупившиеся стены, до которых никому нет дела настолько, что туристами постройки пятидесятилетней давности воспринимаются античными древностями. Здесь же всё выглядело каким-то, не знаю, настоящим что ли, солидным, построенным, действительно, на века, хотя по большей части строительным материалом служила обычная древесина. Но при всём при этом дома, мимо которых мы поднимались вверх по холму, дышали прочностью, просторностью и чистотой. Никаких граффити, никакого мусора и никаких баков для него, как у нас на улицах. Видимо, местные жители раз и навсегда просто взяли и договорились: а давайте ничего не пачкать и не выбрасывать бумажки с бутылками куда попало, чтобы всем было хорошо и не надо было платить мусорщикам, которые, насколько мне известно, во всех странах живут на широкую ногу, уступая разве что работникам кладбищ. Я сейчас не говорю о том, что так оно и было, я говорю лишь о своих первых впечатлениях и о том разительном контрасте, который не мог не бросаться в глаза после моей захламлённой Италии.