Сергей Катуков - Мастер облаков

— … как Михаил Васильевич уже сообщил… действия необходимо синхронизировать и ускорить… профильные специалисты проведут обучение, тренинги… помните о высочайшем уровне конфиденциальности… теперь о главном…

Суть его лепета, в который пришлось благоговейно вслушиваться, раскрывала, собственно, самое важное во всей этой истории — Евсевий, наконец, стал расписывать задачи моей непосредственной роли. Они сводилась к тому, чтобы замещать Верховного во время поездок — сидеть в государственном автомобиле и выглядеть его профилем в полупрозрачное стекло. Пока все.

Аватаров должно быть много, делал я из этого многозначительный вывод, очень много. Они должны детализировать видимое существование Верховного и создавать ощущение его божественного присутствия повсюду. Вероятно, есть аватары, стоящие на трибуне с поднятой рукой; аватары, играющие в футбол или хоккей, плавающие в бассейне; возможно, есть такие, которые выступают перед журналистами и вообще на публике (вероятно, это самые профессионально заточенные на общественность аватары); потом есть аватары-мыслители — в самом ядре всего этого облака воплощений, — передвигающиеся медленно и задумчиво, носящие в своих головах заряды ментального поля Верховного; они общаются только с ним и самыми приближенными; и еще, гипотетически, есть один центральный аватар — или уже собственно сам Верховный? — неподвижно лежащий в полутьме роскошной кровати под балдахином в центральной зале Священной СанСаРы с полуприкрытыми веками, сновидящий все свои проявления, управляющий ими и в принципе существующий для того, чтобы вся наша реальность проявлялась именно таким, а не иным политическим образом.

В конце своего отнюдь не пламенного, но важного спича, Евсевий откинулся на спинку стула и посмотрел на меня круглым голубиным глазом. Скромно потупил взгляд, наблюдая свой галстук.

— Подготовка ведется в рамках необходимости продублировать ситуации с перевозкой первого лица государства… при назначении в многолюдные места… обеспечение многократного присутствия и невозможности определения объекта охраны со стороны предполагаемых провокаций… создание сложности обнаружения… — Слова стрекотали тихо, но очень разборчиво, как детальное потрескивание наручных часиков при их заводе.

10. Информация как галлюцинация

Записка, переданная таким, как было описано выше, ловким и юмористическим образом, представляла собой выдранный в спешке листок в клетку. Узкий скотч крест-накрест изнутри прихватывал миниатюрную полупрозрачную пилюльку. Под ней на бумажке синели рукописные каракули. Осторожно отделив скотч, я прочитал:

«Среда шесть вечера выходи на прогулку в то же место к забору. За полчаса до прогулки вставь таблетку как можно глубже в ухо. Возле забора встретишь Полкана».

В этот раз охранник нервничал. Иногда пристально, словно что-то подозревая, посматривал исподлобья, избегая глаз. Выходить ему на мороз не хотелось. Отрывистыми и короткими движениями запахнув шубу, угрюмо кивнул, что-то промычал, достав из кармана сигареты.

Солнце почти зашло, просвечивая впереди сквозь щели забора. В голову пришла легкая и естественная мысль, что такая сторона света, как запад, — именно там, прямо по курсу, за забором, черневшим закатной тенью и скрывавшим выход из всего этого чекистского подворья и леса к свободе. Это сориентировало меня, если бы имело смысл.

Дойдя до бревна с просиженным в снегу на манер седла серединой, я остановился, неспешно полез в карман, ожидая, что будет дальше. Охранник покашливал за спиной в нескольких шагах, топчась и прицельно бросая по сторонам взгляды. Сосны раскачивались в верхушках, словно вытягиваясь выше и выше, чтобы поймать, как глоток воздуха, толику уходящего солнца. Тени грузнели, но всплывали на снегу пятнами, распространяясь шире и шире.

Одно из пятен отделилось от забора и поплыло ко мне. Приглядевшись, я увидел: это был худой песик, вилявший среди сугробов.

«Точно, Полкан…» — подумалось в голове неспешно, спокойно, как бы со стороны.

— Собака на месте… прием… прием… как слышно? — произнес Полкан у меня в голове шипучими окончаниями слов, подбегая к бревну. — Спокойно… — предупредительно продолжил он, сглатывая слюну и снова разевая мокрую пасть, выпуская густой пар. — Спокойно садись на бревно. Не смотри на охранника. Не делай резких движений… Закури. Слушай.

Руки, доставая сигарету и зажигая огонь, задрожали. Мысль о неожиданном сумасшествии была сама по себе безумной. Охранник, чье присутствие я чувствовал спиной так же, как, видимо, Орфей свою Эвридику, сосредотачивал в себе островок знакомого, нормального, здравомыслящего мира. Шея задрожала — я не решался ни обернуться, ни посмотреть на собаку.

— Слушаем внимательно и запоминаем. — Пес улегся у ног, то отворачиваясь, то посматривая на вспыхивавший уголек сигареты. — Во-первых, ты знаешь, для какой задачи они тебя готовят. Это роль подставной куклы, которую будут возить в «Мерседесе». Наверно, не очень интересно занимать место статиста после таких-то ярких и динамичных ролей?

Я неуверенно кивнул.

— Вижу, понимаю: роль тухлая, негодная… Это первое… Второе… У нас есть три дня. Потом будет поздно. Есть информация, что весной на Верховного готовится покушение — в один из тех моментов, когда его в кои-то веки повезут мимо толпы. Роль жертвы — это твоя. Потом скажут, что Верховного там не было. Но тебе от этого легче не будет. Поэтому, в-третьих… мы готовим побег. Среди охраны один из наших. Он подаст знак, скажет: «Не все действительное разумно». Доверься ему… Собственно, это все… Привет из Лапуты… Да, погладь Полкана за меня. Он тоже один из наших, через него идет трансляция… таблетка скоро испарится сама… заканчиваю связь… конец действия информационной галлюцинации…

11. Чекистский баптистерий

Ночью я проснулся от звука в окно. Снежная крошка коготком стучала в стекло, ветер косо хлестал ее в низ рамы, где уже образовался треугольный занос, внутренняя сторона которого покато прогибалась, словно кошка, улегшаяся в углу дивана.

В окно виднелось место, где мы прогуливались со Светловым в соснах, под лампочками.

Свет одиноко, рыже маячил в конусном мираже, созданном бесчисленным потоком снежинок.

В дверь тихо, но настойчиво, нетерпеливо, стучались. Теперь я понял, что в действительности проснулся от стука. Такой же, как предыдущий, прозвучал ранее, пока я спал. И второй показался напоминанием о чем-то, звуковым дежавю, «бетховенским стуком».

Я открыл. Высокий, с фарфоровым, тучным, овальным лицом, стоял Анатолий. Или Иван. Кто их разберет. Негромким, безликим строевым голосом произнес: