Сергей Катуков - Мастер облаков

Из рации водителя доносится хриплый голос охраны:

— Опаздываете…

— Пробки… как и везде… летать еще не научились… — парирует водитель.

Проходит несколько минут. В четырехметровом заборе открывается калитка, выпускает охранника. Он подходит к моему окошку. Стекло, жужжа, съезжает вниз. Охранник заглядывает, вглядывается, почтительно узнает в моем профиле самого главного, конфузится, потупливается, рапортует в рацию. Створки ворот расходятся в стороны.

Въезжаем на подворье.

Я — священная кукла императора. Еще один государственный двойник, разысканный в бесчисленных пазухах бескрайней страны, еще один обретенный аватар, новоприобретенная возможность. Еще одна монетка с августейшим профилем, отчеканенная природой, вернется в государственную сокровищницу. Меня обыскивают, опрашивают, регистрируют, снимают биометрические показатели. Данные сравнивают с оригиналом. Высчитывают процент совпадения.

— Поразительно, — говорит руководитель комиссии, бодренький профессор-патриарх, — Поразительный факт! — Оглядывает меня, увиденного заново с точки зрения цифр, пропорций, совпадений, сравнений, вычислений. — Вы бы могли сойти за… оригинал, так сказать… со всеми вытекающими… видно, из одного теста сделаны. Вероятно, очень схожий генетический материал.

— Неужели все девяносто девять и девять?

— Нет, — приопуская очки, отвечает он. — Вовсе нет. Девяносто семь и двадцать три сотых. Это поразительный процент совпадения. По секрету… — Оглядывается. Сбавляет тон. — Это, между прочим, показатель на уровне колебаний внутри сравнений самого, так сказать, оригинала. Я не имею в виду ДНК и все такое. Только биометрия, физиологические параметры, включая голос… Впрочем, — несколько отстраненно и косясь на мое лицо, произносит профессор, — это уже не мое дело.

Снова меня укладывают в футляр чужой власти, отводят каморку в помещениях, приближенных к Ларцу. Окно похожей на келью комнаты выходит в огромный двор, в середине которого парит грандиозной летающей тарелкой черепичная крыша Ларца. Он представляет собой классическую ротонду. Внутри червоточинами проложены ходы лабиринта коридоров с тупиками и ловушками. Настоящий запретный город. С армией охраны и обслуживающим персоналом. Термитник, скрывающий в самом центре королеву.

— У термитов королева выделяет специальные феромоны, которые рядовые особи слизывают с ее брюшка, что способствует сплоченности колонии, — инструктировал Юра во время подготовки к операции. — Поэтому действовать тебе в Ларце придется очень трудно. И пойдут эти рядовые особи до конца, чтобы сохранить ее жизнь. У нас есть только примерный план помещений. — Он расстелил мятую кальку с изображением китайской конической шляпы сверху. Внутри ее круга, беспорядочно виясь подобно следу от детской юлы, таились тысячи цепочечных звеньев запутанных тропинок, проложенных «рядовыми особями». Они сходились и расходились, разбредаясь, снова сплетались, словно спирали ДНК, взрывались радиальными выбросами из общего центра и где-то на периферии заново стремились друг к другу, чтобы стать только смежными, рядом пролегшими трубчатыми телами подземных проходов, которые вслушиваются в звуки сопредельных пустот. — Неизвестно, — продолжал Юра, водя пальцем по ходам, — вообще неизвестно, имеем ли мы дело с подземными ходами или все это проложено в огромной наружной ротонде. Или то и другое. И заучить эти ходы тоже невозможно. Я думаю, что и заучивать нет необходимости. Надо запомнить только вот что… — Юра стал очень сосредоточенным. И однако в этой сосредоточенности сквозила живая любознательность. Игра воображения и переживания. Взял карандаш и легонько, словно боясь спугнуть спрятанных внутри чертежа термитов, провел по нему тонкий, временами дающий фальшивую ноту пробела, красный червячок единственной последовательности, которой следовало придерживаться, пробираясь к «королеве». — Понимаешь, на что это похоже? — Морщинки сошлись вокруг Юриного прищура.

— Пружина?

— …

— Свернутая пружина, я имею в виду.

— …

— Ну, тогда спираль?

— Смотри еще раз. — Палец команданте, игнорируя вихляния карандашной линии и его декоративные завихрения, проложил простой путь.

— Змея, кусающая собственный хвост! — Осенила меня гениальная догадка.

— Не то, Вовчик, не то! — И он торопливо нацарапал в уголке листа знак «@».

18. Идеальный сценарий самоубийства

А сценарий выходил вот какой.

Борхес писал об ограниченном количестве сюжетов в мировой литературе. На всю про всю мировую литературу так-таки всего лишь четыре сюжета, четыре тропинки в пористом теле бытия. Ну-ну. И вот они:

— история поиска;

— история возвращения;

— история о штурме и защите цитадели;

— история самоубийства божества.

Наш сценарий, согласно данной классификации, впитал в себя все достижения мировой литературы, так как включал все перечисленные сюжеты. Тут вам и история поиска главного божества нашей Майи — Верховного, затаившегося в гигантской ракушке, внутри конической пирамиды Ларца. Мне нужно искать и найти в глубинах Ларца покои с Верховным.

Сюда также замечательно вписывается сюжетец о возвращении одной из аватар к источнику сияния, нисхождения, эманации. Мне очень хотелось «посмотреть да посравнить» иконический облик Верховного с ним реальным. Да и с самим собой тоже хотелось сравнить. Возвращением домой это вряд ли можно назвать. Если только очень сильно символически. Ну, приблизится одно лицо к другому. Но не оригинал же он для меня? Если только я не стану заменой для Верховного, как в идеале планирует Юра. Но об этом — дальше…

Штурм… пожалуй, да, штурм тоже предполагается — но тихий и затаенный, не поход Ясона, но шпионская вылазка Тесея сквозь пульсирующие ходы лабиринта — не к разъяренному быку, но к анабиотическому существу. Мне придется избегать ухищрений лабиринта, возможно, использовать оружие против охраны. Юра как-то говорил, что «товарищ автомат Калашникова не для наших творческих рук», но про пистолет Макарова, к сожалению, не упомянул. Видимо, факт товарищества здесь доказывать не надо.

История самоубийства божества… Я, конечно, не собирался предпринимать против Верховного ничего убийственного, — на чем настаивал террористически настроенный Юра, — но до конца не было ясно, чем должна завершиться эта авантюра. Но не считать же самоубийством устранение двойником своего оригинала. Хотя опять же — кто оригинал для кого? Что бы ни говорил на этот счет Юра.

— Помнишь нашу пантомиму? — спрашивал он в последний вечер. — Как диктатор-маньяк, принявший самого себя за двойника, совершает самоубийство, якобы для того, чтобы избавиться от этого двойника. Из-за сумасшествия он не понимает, что не является своим собственным двойником. Что это только плод его воображения. Что последний двойник и оригинал — на самом деле одно и то же, так как оригинал в конце концов раздвоился в собственном сознании. Как запутанно, правда?