Алекс Коста - Вавилон и Башня

– Лена! – услышал детскую обиду в своем голосе.

От этого стало еще обиднее. Еще и обижаюсь на этих… этих…

– Лена!

– Ладно… давай, тогда я перез… – послышалось из дальней комнаты.

Она еще и разговаривала все это время! Может, вообще развернуться и уйти к чертям? Но почему-то Лену хотелось увидеть, словно не увижу больше.

Из гостиной появилась Лена. С лицом, на котором было написано «не сплю нормально четыре года и должна, просто обязана этому радоваться».

Радоваться?! Ради маленьких уродливых полулюдей, отдаленно похожих на нее?!

Куда делась настоящая Лена, которая хотела сделать себе татуировку во всю спину, которая учила меня, пятилетнего пацана, курить? Которая первый раз пришла домой бухая и громко сказала очень «страшное», среди всего родительского общества, слово «блядь»! Куда?!

Я посмотрел на нее с жалостью. Да, дорогой халат. Да, волосы подстрижены, покрашены дорогим стилистом. Почему стилистом? Может, просто парикмахером. Почему все называют это «стилист», если парикмахер получает больше сотни за стрижку? Может, потому что сто баксов «просто парикмахеру» обидно отдать, а стилисту нет?

Эх… Лена. Лицо, лицо… дело даже не в том, что, после стольких лет недосыпания, лицо как-то «сплыло». Оно… перестало держать структуру, как будто лишилось стержня.

– Лена?! – в словах были слышны интонации младшего брата. Что-то среднее между просьбой и разочарованием.

– Да, дорогой!

«Дежурно» меня обняла.

Видно, до сих пор чувствовала ответственность старшей сестры и думала, что если перестанет изображать свою любовь, то я «сгину».

Почему-то я прижал Лену крепко. Так, что даже почувствовал ее соски через одежду.

– Ты чего это? – удивилась она, ожидая от меня эмоциональности в последнюю очередь.

– Не знаю. Давно тебя не видел, что ли…

– Да, для тебя это всегда много значило! – издевательски сказала Лена, приглаживая мне волосы на правом виске.

Показалось, запах крема на ее руках смешался с запахом кала из подгузников ее детей, Глеба и Ильи. От этого сочетания, говна и какой-то там глицериновой ванили, меня чуть не стошнило.

– Ну ладно тебе, ладно, недотрога…

Как будто дело в «недотроге», а не в том, что она еще не так давно выворачивала обосранные памперсы.

Глеб и Илья! Что еще за идиотская мода на славянские имена?

Я бы сомневался во всех родителях, которые называют своих детей Глеб. Глеб похоже на «глыба», «глуп», просто на какое-нибудь «гы-гы». А про Илью я вообще не понимаю. Это идиотское «иль я». Так сразу хочется спросить: все-таки иль я или иль он?

Сейчас запах этого «гы-гы» или «иль и», запах их обосранных мерзких бесформенных жоп, похожих на кульки из помятой промокшей газеты… был у меня за ухом. Так противно, что захотелось, по примеру какого-то там художника, откусить его.

– Ты как там, а? – Лена неторопливо варила кофе, наклоняясь к кухонным полкам, смущенно поправляя халат.

Все-таки грудь у нее роскошная даже сейчас. Повезло идиоту Брайену с его безвольно болтающейся нижней челюстью на «отрезанном» подбородке. Я даже представил, как Брайен трется атрофированной челюстью по соскам, ложбинкам, зарывается между ее великолепных сисек. Неужели я из тех, кто ревнует сестру? Как банально! Интересно, смог бы я переспать с Леной? Вот красивая женщина, в одном халате. Я у нее дома. Ее муж еще пару часов будет гулять с мелкими полудурками «гы-гы» и «иль-ей». Почему бы не трахнуться с ней?

Я помотал головой, пытаясь сбросить с себя эти мысли. Лена как будто что-то такое почуяла, потуже запахнула халат. Покраснела даже, что ли? Хотя, за ее косметикой, все равно не понять, какой у нее настоящий цвет лица.

– Как я? Как… ты знаешь, Хайнц в больнице.

– Да ты что? – всплеснула она руками, будто сильно расстроилась. Хотя Хайнца даже никогда не видела.

В тот момент, когда Лена раскинула руками, халат распахнулся довольно широко, показалась грудь. Пустяки, конечно, но Лена смутилась, снова потуже затянула халат, завязав двойной узел на поясе. От такого пуританизма ткань так натянулась, что надпись «паладини» как бы округлилась, подчеркивая правый сосок. Лена заметила и фыркнула. Я еле-еле сдержался, чтоб не захохотать.

– Подожди, сейчас переоденусь.

– Конечно. А то своими большими сиськами передо мной светишь.

– Да ну тебя! Пей лучше свой кофе.

Да уж… тоже мне, миссия! Дошел до того, что думаю о сиськах сестры. Хотя почему я не могу о них думать? Только из-за того, что у нас какой-то один ген и хромосом? Это ведь опять заготовки! «Заготовки, заготовки…» – кажется произнес я про себя, но получилось так, словно сказал в слух.

– Какие такие заготовки? – Лена появилась на кухне в спортивном костюме, бесформенном и безразмерном, как и полагалось по нынешней моде.

– Да какие-то заготовки, – рассеянно ответил я. Ну не рассказывать же ей! – Так вот… Хайнц. Сердечный приступ, а всего сорок восемь. Так что ты своего вице-президента отдела маркетинга побереги! Ему вроде тоже пятьдесят? Или сколько?

– Брайену всего сорок шесть, – укоризненно уточнила Лена, поджав губы. – И хватит дерзить. Лучше скажи, когда сам-то остепенишься, а? Сколько можно по телкам разным бегать?

– Остепенишься?

– Вот-вот. Хорошую постоянную девушку себе найдешь. Может, детей заведешь. Хотя какие тебе дети, ты и сам ребенок!

– Вот, всегда ты так! Не проходит и получаса, начинаешь говорить, как мать! Я…

– Герман! Ну хватит, мой хороший, – и Лена села рядом, опять принялась гладить меня по волосам за правым ухом. – Ты запутался, дорогой. Ты устал, ты потерялся. Я тебе говорю, что ты редко заходишь. И мы редко разговариваем.

Не знаю почему, но я опять ее обнял, положил голову на плечо. Она не отстранялась и тоже крепко обняла меня. На самом деле, я знал, что дело было совсем не в сексе. Физическое проникновение здесь ни при чем. Если бы мы с ней действительно переспали, это ничего бы не изменило. У нас было очень много общего, как будто мы проживали одну жизнь, в разных телах. Хотя, может, так и есть.

Я подумал о башне. А когда закрыл глаза, то увидел ее. Эту самую башню. Люди в длинных халатах, которые в прошлый раз разошлись в разные стороны, вернулись.

Все строители собрались вокруг башни, образовав что-то типа кольца, обнимались. Без всякой причины. Никто не умер, башня не упала. Они обнимались из-за того, что просто хорошо понимали друг друга. Как мы с Леной сейчас. На этой кухне, среди этого города, среди этого снега, то превращавшегося в грязную кашу, то опять покрывающегося замерзшей коркой. Ну и что! Даже среди этих улиц и этих сотен машин, всех этих лошемордых, свиноподобных, глистообразных…

– Лейнок! Лейнок! – это был Брайен с детьми. Сразу началась бессмысленная возня и болтовня, которую так любят иностранцы. – Эй, Джермани! Ваши вчера опять продули! – захохотал он.