Алекс Коста - Вавилон и Башня

Облако смутилось, что не смогло показать дискуссию целиком, и предложило Мукнаилу нечто на замену, тоже очень старый образ, который назывался «всего на всех не хватит».

– Подумать только! А вы знали, что в начале двадцать первого века люди всерьез полагали, что им перестанет всего хватать? – сказал мужчина с внешностью профессора.

– Что вы говорите! – всплеснула руками высокая девушка с очень белыми волосами.

Мукнаил удивился, но потом вспомнил, что в начале проектирования белые волосы и голубые глаза не были уж такой редкостью.

– Да, да, да… – профессор, имя которого не представлялось возможным разобрать, настолько старым был этот образ, сидел в длинной белой рубашке из грубого льна, потрепанной, и поэтому особенно естественной, соломенной шляпе. В руках он держал банджо с длинным-длинным грифом, чуть ли не с собственный рост. Профессор задумчиво провел по струнам, и насыщенное «трень» заполнило весь образ.

– Да, понимаете, все из-за Дональда Дака.

– Простите?

– Синдром Дональда Дака. Да. Известный недуг общества начала двадцать первого века. Кажется, кажется… слушайте, я уже точно не помню. Но вроде как он заключался в том, что всем было надо то, что им совсем было не надо. – Блондинка опять захлопала глазами, а профессор взял другой аккорд, на этот раз с гораздо более басовитым «траун-н-н». – Ага, глупость, моя милая. Что ж еще могли люди сделать без самоорганизующегося облака… Им приходилось что-то добывать в реальном мире.

– Но, но… – совсем часто захлопала огромными ресницами девушка, так что легкая соломенная шляпа профессора начала покачиваться, словно он качал головой в такт движению ее ресниц.

– Понимаю, это вульгарно. Однако… – профессор изобразил еще один аккорд, отложил банджо и достал из-за спины огромного попугая. – Что поделать, что поделать…

– Чт-т-о по-д-д-де-л-л-ать, ч-то под-дела-ать! – картаво передразнил его попугай.

«Да уж», – Мукнаил закрыл образ. Ему почему-то стало очень грустно, когда он подумал о людях прошлого, которым что-то приходилось добывать. Но, несмотря на добычи, у них всегда было не то, что им нужно.

Мукнаил вышел из облака и зачем-то попытался отчетливо произнести вслух слово «настоящими». У него получилось что-то типа «негостящими».

Он пошевелился в ложементе, движения не отдавались такой явной болью, как с утра. Био, как всегда, действовало безотказно. Прошло всего несколько часов, а организм почти восстановился.

Мукнаил вспомнил свою первую лекцию в ИРТ, на которой Розевич рассказывал, из чего состоит самоорганизующееся облако. Тогда-то он и узнал, что делает его образы такими настоящими и почему они всегда выглядят хорошо. Точнее не так, Мукнаил узнал, что когда-то люди не чувствовали себя всегда хорошо. Теперь этого не случалось. Благодаря постоянному и точному био и стимуляции с помощью образов, все могут чувствовать себя хорошо. Все время и хорошо.

«Все время и хорошо», – проскрипел кто-то, как будто внутри Мукнаила, словно открыв ржавую дверь.

Облако у Мукнаила было отключено. Но где-то, сначала в правом углу, на самой границе фокуса зрения, а потом в левом появилось большое обшарпанное разлапистое грязное кресло, в котором сидела та самая противная старуха.

Мукнаил вздрогнул всем телом. Первый раз он видел такой отчетливый образ вне облака.

– Джин? – неуверенно спросил он, вспомнив, как ее звали.

– Чего? – заскрипела она.

– Откуда ты здесь?

– Как откуда? Ты меня вспомнил.

– Вспомнил? – не понял Мукнаил. – Это же твой образ? Но я ведь не конструировал тебя? Откуда я могу тебя вспомнить?

– В жопу твой образ и твои конструирования, – еще скрипучее, чем обычно, ответила Джин, достала и сморкнулась в большой платок, некогда белый в ярко-красную клетку, а теперь невероятно грязный и замызганный.

Дальше Джин, продолжая сидеть в жутком кресле, переместилась с периферии зрения в самый центр и принялась бешено крутиться. Тут Мукнаилу опять стало плохо, но крутящаяся Джин-кресло резко пропала.

Появилось мигающее изображение большого красного телефона с выгнутой трубкой на таком же ярко-красном длиннющем проводе. Мукнаил включил облако.

– Чего тебе? – обиженно спросил Мукнаил у Асул-Асофы.

– Дуешься? – спросила она как ни в чем не бывало.

Мукнаил не стал отвечать, а отправил ей образ, в котором на краю большого здания стоял маленький человечек, здание начало раскачиваться, человечек упал. И после падения его тело распалось на несколько палочек, кружочков, треугольников, словно весь он состоял из таких геометрических фигур-запчастей.

– Обижаешься?

– Да, – признался Мукнаил, и ему стало как-то грустно за свою обиду.

– Давай зайду? – Асул-Асофа отправила Мукнаилу образ маленькой белой собачки, которая подбегает к упавшему развалившемуся человечку, лижет языком отдельные части, и человечек снова собирается воедино.

– Да, ну… – Мукнаил дополнил образ: починившийся человечек убегал от белой собачки. Но сразу почувствовал, что от Асул-Асофы все равно не избавиться. Пусть уж лучше приходит побыстрее, а потом побыстрее уходит. – Ладно, заходи. – Мукнаил остановил своего человечка, белая собака его быстро догнала, и они пошли куда-то вместе.

Асул-Асофа бесцеремонно удалила образ, словно он был нисколько не изящен, хотя Мукнаилу так не казалось, и вышла из облака. Он же решил до последнего не выходить. Очень боялся, что опять появится старуха со скрипящим голосом в своем жутком кресле.

Когда Асул-Асофа вошла, Мукнаил был в облаке, пытался успокоиться, разбирая свои коллекции образов.

– Выходи из облака, – твердо сказала Асул.

Мукнаил отправил Асул образ руки с просунутым между указательным и средним пальцами большим пальцем, на который блестящий столовый нож обильно намазывал сливочное масло. Асул бесцеремонно удалила и этот образ, а сама вышла из облака. Мукнаил из облака выходить и не думал. Но в следующий момент он почувствовал острою боль на животе. Это Асул сильно сдавила кожу, скрутив ее. Пришлось выйти.

– Что? Что? – задыхался Мукнаил, все-таки он был еще слаб после вчерашней ночной прогулки, слова давались с трудом.

– Как что? Сам знаешь! Ты что, так ничего и не понял вчера? Ты же прошел три стадии! – бойко говорила что-то непонятное Асул-Асофа.

«Неужто она за время своих ночных похождений научилась так бойко говорить?» – озадачился Мукнаил, но вместо этого как-то смазанно сказал одновременно «что» и «зачем». От этого у него получилось опять какое-то непонятное слово, что-то типа «чочем».

– Вот! – разозлилась Асул, которая вне облака была Асофой. – Сидишь опять в своем горшке, хотя столько работы с тобой сделали, столько дистиллята на тебя угробили.