Алекс Коста - Вавилон и Башня

– Что я предлагаю?

– Да, – наконец немного успокоился Жаб, видимо, стыдясь за свои выражения и резкие действия (все-таки инструктор). – Потому что, посудите сами, во всех этих действиях вне облака присутствовали вы. Все время вы. Что с Асофой. Но это ладно, положим, случайность. Что с Ульма. Это уже, это уже… – Жаб не смог закончить мысль, совсем расстроился, что так порывисто, даже агрессивно провел допрос. – Ладно, жду от вас всех! Слышите! – погрозил пальцем он. – Всех образов. И чтоб ни одна курица мимо меня не прошла, ни один пеликан! – инструктор подмигнул, намекая Мукнаилу, что он уже и так прошерстил часть его наиболее подозрительных образов.

– Да, инструктор Жаб, – послушно сказал Мукнаил.

Он не испытывал злости к Жабу. Тот просто выполнял требования своего образа. И не позавидуешь ему. Действительно, происходило что-то странное. Даже сам Мукнаил не совсем понимал, почему Асофа исчезла, почему Ульма отказался от поля, выбрав облако, почему пошел к балке еще раз, без него. И почему, почему… выключил облако, пытаясь пройти по балке, хотя Мукнаил предупреждал его об опасности. Да и вообще, зачем он пытался пройти по балке, правда что треклятой. Зачем?! На конце балки здание, такое же, как и у них. Это можно увидеть не вставая с ложемента. Но он пошел. Пошел и отключил облако. Что за ерунда…

– Да-с… – вертел крючковатыми пальцами Розевич.

Мукнаил с удовольствием вышел бы из образа допроса, но по правилам куратор должен сказать ему что-то или хотя бы послать пару образов в назидание. Поэтому Мукнаил терпеливо ждал. С Розевичем лучше много не разговаривать и тем более не посылать образы. Иначе все могло затянуться очень надолго. От профессора просто так не отвертишься, уж очень привязчивый.

– Да-с… – повторил Розевич. – А вы знаете, что у меня нет половины тела, моего тела… того тела, которое не в облаке? – уточнил он. – Знаете?

– Это как? – удивился Мукнаил.

Вместо ответа профессор отправил Мукнаилу образ, в котором он увидел лежавшего на ложементе молодого человека, чем-то даже похожего на Ульма. Конечно, не с такими белыми волосами, чуть желтоватыми, зато со светло-серыми глазами. Тоже редкость! И пшеничного цвета порослью на лице. Неприятность состояла лишь в том, что у настоящего Розевича была половина всего того, что ниже головы и шеи. Как будто когда-то туловище профессора напоминало масло, а кто-то взял острый раскаленный нож и отрезал всю правую часть.

– Неудача проектирования, – развел руками Розевич. – Такое в мое время часто встречалось. Но меня вот оставили. В отличие от остальных. Оставили… – вздохнул он и, кажется, нисколько не паясничая, добавил грустно: – Э-кхе…

– Неудача… – тоже в каком-то непонятном состоянии сказал Мукнаил.

– И вот, – продолжил Розевич. – Представьте себе, такие, как я, живут в облаке, занимают должности в Институте Раритетных Технологий. – Розевич резко дернул за отвороты рукавов своего строгого сюртука, отчего нитки, судя по звуку, слегка треснули. – И это все, это все… благодаря облаку! Подумайте об этом, – кажется, совсем серьезно, даже трагично, произнес он… и закрепил образ себя, половинчатого Розевича, лежащего в ложементе с отпиленным телом, в самую середину облака Мукнаила.

«Это его процедура наказания», – понял Мукнаил. Но в данном случае профессор ошибся. Мукнаила никак не трогал образ настоящего Розевича. Да и что тут такого! Какая разница, какое у человека тело, если он живет в облаке. Розевич, видимо, думал иначе. Он с удовлетворением потер руки, раскинув их в своем любимом актерском жесте, и вышел из образа допроса.

Мукнаил остался один и сразу почувствовал себя сонным, растерянным. Можно было выбрать массаж. Но почему-то не хотелось. В самом центре его облака прыгало крупное изображение половинчатого Розевича. Профессор кое-как шевелился, дергался, видно, в такт образам, которые он сейчас принимал.

«Да уж…» – подумал Мукнаил и отключил облако.

Стало не лучше, только темнее. Он зажег свет, решил встать. Как-то машинально оперся на край ложемента и зачем-то поднял ногу, потом, поменяв позицию, вторую. «Зарядка вне облака. Чушь собачья!» – злобно подумал Мукнаил, но делать «чушь» все-таки продолжил.

– Как вы думаете, дорогие студенты, – расхаживал Розевич вдоль кафедры, – что является основой всех изобретений? Открытий? Что? – профессор посмотрел испытующе и, не дождавшись ответа, продолжил: – Мы! – и он торжественно поднял палец вверх. – Разумеется, будем говорить о первом самоорганизующемся облаке. Но все-таки? Что? Изобретения, основа? Основа, изобретения? Что?

Мукнаилу было не по себе. Сразу два образа Розевича сейчас находились перед ним. Один – Розевич-профессор, сухонький, подвижный старичок с волнистой шевелюрой и бородкой с идеально острым клинышком. Второй – Розевич как он есть, молодой человек с атлетическим телом, точнее половиной тела с упругими, отчетливо прорисованными мышцами. Пожалуй, единственное, что объединяло эти образы, так это внимательное отношение к прическам. Роскошные соломенного цвета волосы половинчатого Розевича были уложены так же тщательно, как и волосы Розевича-профессора.

Между тем в аудитории начался спор. Кто-то, в ответ на провокацию Розевича, послал образ большого атомного грибка, который сначала был черным облаком, а потом, наоборот, ярко-розовым. В конце образа из самой верхушки грибка показался маленький обугленный черепок, видимо детский, украшенный венцом из красных гвоздик.

– Вы имеете в виду войну и смерть? – развеселился Розевич-профессор, постукивая каблучками маленьких плетеных мокасинов по краю кафедры.

Мукнаил почему-то не хотел думать над вопросом Розевича, понимая, что тот его специально задал так, чтобы начался спор, беспорядочное конструирование образов, а не поиски правильного ответа. Вместо этого Мукнаил подумал, что маленькие мокасины, в которых сейчас расхаживал Розевич-профессор, половинчатому Розевичу, наверное, и на руку не налезут, не то чтобы на ногу. Такой большой и мускулистой была одна нога и одна рука Розевича, лежащего в ложементе.

«Да и зачем ему мокасины? Точнее, один мокасин. Вряд ли он в таком состоянии и с ложемента-то встает. А я? – почему-то с горечью подумал Мукнаил. – У меня есть тело целиком, но я тоже почти не встаю с ложемента. Но зачем вставать с ложемента? И что с этим делать? Идти куда-то непонятно куда, как Асофа и Ульма? И что потом? Они ушли, а мне опять пришлось встречаться с Жабом. И вот теперь меня опять лишили части био, да еще этот образ половинчатого Розевича повесили».

В это время в аудитории кто-то стер образ ядерного грибка и нарисовал новый: огромную фиолетовую собачку, которая гонится за маленьким, но очень зубастым тигром. Собачка была такая большая по сравнению с тигром, что, кажется, она в один прием должна нагнать и придавить его. Тигр прерывисто дышал, капал во все стороны слюной, клацал зубами, однако продолжал изо всех сил убегать.