Алекс Коста - Вавилон и Башня

– Неразделенная агрессия? Вы это хотите сказать? – спросил Розевич, кажется, немного расстроенный. Мукнаил понял, что образ недалек от правильного ответа. – Да, вы близко, близко! Н-н-н-но-с… – Розевич со скрипом повернулся на каблучках своих крошечных мокасинов. – Но-но… это еще не все. Еще не все-с… кто же скажет правильный ответ? Кто? – устремил в аудиторию свой едкий взгляд рыскающих глазенок Розевич-профессор. А Розевич-половинчатый мерно перекатывал крупными глазными яблоками.

Мукнаил уже было хотел что-то дорисовать в этом образе, чтобы дурацкое представление закончилось, но его опередила новенькая студентка, Асул. Так, ничего примечательного. Да и образов у нее в коллекции мало. Какие-то воздушные шары, скачки на лошадях, домики с красными черепичными крышами… в общем, скучно. Они обменялись формальным набором образов во время приветствия, и Мукнаил забыл про нее.

Но именно Асул сейчас дорисовала образ фиолетовой собачки, которая гонится за тигром – большим ядерным грибком, выплескивающим из себя множество одинаковых фиолетовых собачек и маленьких тигров, которые все бежали парами, в разные стороны. Фиолетовые собачки почти догоняли тигров, а тигры почти убегали. Было видно, что штука этого образа в том, что ни те ни другие, сколько бы ни бежали, никак не могут догнать или убежать. Вот им и приходилось бегать с высунутыми языками друг за другом.

– Браво! – заверещал Розевич. – Невыраженная агрессия, ведущая к созиданию! Именно это и является основой величайших открытий. Мы, конечно, сейчас не будем рассматривать все. Вспомним одно. И какое же? Как вы думаете? – профессор опять не стал дожидаться ответа, ведь ответ тут был очевиден. – Первое самоорганизующееся облако! – прокричал он своим слабеньким фальцетом. – Да! Доподлинно известно, что человек, который впервые открыл и воплотил, так сказать… э-кхе, идею в образ или, как говорили когда-то, воплотил идею в жизнь, сделал это из-за невыраженной агрессии. Которая, которая, в свою очередь… привела к такому созиданию! Кажется, кажется… – Розевич жестом остановил поток аплодисментов. – Кажется, когда-то был такой образ, точнее, он не назывался образом… да и кто знает, как он вообще назывался. В общем, говорили: хотели как хуже, а получилось как лучше. И я готов поспорить, готов свои мокасины съесть, черт возьми! – Розевич и правда снял один. – Что это высказывание про то, как невыраженная агрессия превратилась в созидание. И это созидание! – Тут Розевич приготовил образ многочисленных аплодисментов и оваций. – Превратилось в первое самоорганизующееся облако, дорогие студенты! Ур-ра-а-а-а! – совсем уж сорвавшимся фальцетом пропищал профессор.

Зал взорвался аплодисментами, повсюду послышались свисты, отрывистые «браво», даже полетели разноцветные шарики.

Мукнаил, чтобы не сильно выделяться (Жаб в любой момент мог просмотреть его образы), тоже отправил образ аплодисментов и потом с какой-то непонятной злостью (хотя адреналин ему перекрыли) отключил образ ИРТ.

На Мукнаила накатила странная волна. То ли скуки, то ли расстройства. Оба образа смешались в один дурацкий, скользкий и серый. Словно он стоял по колено в какой-то болотной грязи, сверху падали куски ила и противно пахнущего торфа, а вокруг раскачивались большие деревья, будто сделанные из того же ила и торфа, серые и некрасивые.

Как еще точнее изобразить такой образ, Мукнаил не знал. Он знал только то, что раз лекции Розевича закончились, теперь его ожидал курс профессора Клаца, а потом практика работы в облаке, как и сама работа впоследствии. Раньше это вызывало исключительно положительные образы, но теперь, когда до начала оставалось совсем недолго, он почему-то испытывал нечто противоположное.

Мукнаил отключил облако, кое-как встал из ложемента, сделал свою, уже привычную, зарядку. Немного поподнимал сначала одну ногу, потом вторую. Еще захотелось повторить то, что он довольно часто делал в облаке: облокотиться на край ложемента, согнуть и разогнуть руки. Но, во-первых, места, чтобы вытянуть ноги, совсем не было. А во-вторых, Мукнаил боялся такой нагрузки, все-таки движения ногами давались ему пока с трудом.

«Пока?! Что значит это „пока“? – спросил у себя Мукнаил. – Когда я начну работать в облаке, у меня времени и на такие упражнения не останется. Да и зачем мне они?! В облаке они совершенно ни к чему. Как работник, я буду получать постоянное био».

В этот момент перед Мукнаилом возник образ большого красного колокольчика, перевязанного золотой ленточкой. Колокольчик звонил не очень громко, «динь-дон, дон-динь», но звук был насыщенным: образ того, что кто-то хочет посмотреть его коллекцию образов.

«Кого еще там…» – не очень-то обрадовался Мукнаил и вошел в облако.

Это была Асул.

При включении облака, помимо образа Асул, перед Мукнаилом вновь появился половинчатый Розевич, который после триумфального завершения курса лекций намешал образов всяких развлечений. Да так избыточно, что его тело съехало из ложемента и теперь наполовину сползло на пол.

«Половина съехала наполовину», – моментально придумал жестокий каламбур Мукнаил и обменялся образами приветствия с Асул.

Асул отправила ему образ арестанта с головой луковицы, который ходил за решеткой. Видно, она подразумевала, что Мукнаил сейчас наказан инструктором Жабом.

А Мукнаил, в отместку, отправил ей образ половинчатого Розевича. Подло, конечно, но что ему еще оставалось.

Асул никак не реагировала, только в ответ отправила образ небольшого букетика с белыми цветами. Предусмотрительно написав слово «ландыши» на белых кругляшках. Мукнаил действительно не очень разбирался в цветах. Но, судя по оформлению образа, понял, что Асул выражает свое сожаление. Только непонятно кому: половинчатому Розевичу или самому Мукнаилу?

Мукнаил в ответ отправил образ большой крепкой моркови, которая росла из темной маслянистой почвы, пытаясь дать понять Асул, мол, нечего сожалеть о том, что получилось само собой.

Асул ответила образом зебры, которую разрывает пополам сорвавшейся «стрелой» большой строительный кран. Наверное, этот кран строил дом и рядом гуляла зебра. Что-то пошло не так, часть крана сломалась, зебру разрезало и мгновенно убило. Образ был яркий. Во время просмотра Мукнаил даже ощутил на лице горячие капельки крови, брызнувшие в разные стороны от неожиданно располовиненной зебры. В самом конце образа дрожащая в конвульсиях голова зебры приблизилась к нему, беззвучно шевеля толстыми черно-сиреневыми губами. Зебра то ли пыталась хватать последние порции воздуха, то ли жаждала что-то сказать Мукнаилу.

После такого образа Мукнаил согласился с Асул: не всегда то, что получается само по себе, не заслуживает сожаления.