Максим Форост - Вперед, государь!

«…арабские хроники о привилегиях, подаренных Риму, как и о самом факте тайных переговоров с Карлом, красноречиво умалчивают…»

«…жизнеописания Карла настаивают, что в перечень подарков, присланных Карлу халифом, входил диковинный белый слон по имени Абу-ль-Аббас…»

С приходом ноября на Тигре сделалось ветрено. Вавилонская река лениво несла воды мимо Багдадского причала, а в порту суетились рабочие — в тюрбанах и широких персидских штанах.

Дощатые сходни вот-вот уберут, но Евтихий подниматься на корабль медлил. На палубе дочитывали латинские псалмы, франки слева направо крестились перед дорогой, и гребцы по одному спускались вниз, к вёслам. Холщовые паруса пока убраны и подвязаны.

Евтихий кутался на ветру в дорожный гиматий. Невзрачный серый паланкин он заметил ещё прежде, чем невольники поднесли его к причалу и поставили наземь. Полог откинули, и из паланкина выбрался Муса Бармак в чёрной джуббе с капюшоном, закрывающим лицо почти до самой бороды. Евтихий подошёл к нему первым.

— Нарочно торопился к тебе, друг, — Муса отбросил от лица капюшон, — чтобы успеть сказать: до встречи, если наша встреча когда-либо будет угодной всемилостивейшему Аллаху! — он запросто улыбнулся румийцу.

— И тебе, друг, оставаться с Божиим благословением, — Евтихий протянул ему руку, а Муса, не поживая её, вложил ему в ладонь некоторый свёрточек. — Что это? — удивился Евтихий.

— Подарок твоему императору! — Муса хитро прищурился. Евтихий развернул. В атласном платке оказался вырезанный из кости белый «пил», шахматная фигура.

— Белый слон? — понял Евтихий. — Служитель и шут? Льгота для Белого Епископа, римского папы?

— Это слон Абу-ль-Аббас, — Муса усмехнулся. — На память о нашей игре.

Румийца окликнули, поторопили. Рабочие порта собрались оттаскивать сходни.

— Как там Али? — выдохнул Евтихий.

— За Али ад-Дином приехал его дядя. Знаешь, эти магрибинцы поразительно живучи, у них, оказывается, отрастают отрезанные головы. Этот дядя забрал Али с матерью к себе в Египет, там у него скобяная лавка. Не смейся, друг: он торгует медными светильниками.

— Подавай им Бог! — пожелал Евтихий. — Что с Бедр аль-Будур?

— Не бойся за неё. Мы отдадим её за порядочного мусульманина.

Муса на прощание пожал протянутую ему руку. Евтихий, запахнувшись в плащ, взбежал вверх по деревянным сходням. Франкское посольство, благословясь, покидало Багдад.

Несколько месяцев спустя Евтихий узнал, что халиф Харун ар-Рашид, вернувшись из Мекки, повелел схватить всех Бармакидов — и старого Йахъю, и его сыновей.

Через три месяца, 29-го января, визирь Джафар был по приказу халифа казнён. Пропал и его брат аль-Фадл — молочное родство с халифом не уберегло его ни от опалы, ни от смерти.

Визирскому роду Бармакидов пришёл конец. Престарелый Йахъя и Муса Бармак были брошены в зиндан, и спустя два года Йахъя ибн Халид в заточении умер.

В Константинополе не пережил последствий переворота Никита Трифилий — сообщник Никифора. 30-го апреля он внезапно умер, «как говорят, отравленный ядом от Никифора» , — записал в хронике Феофан Византиец. Сам же император Никифор 4-го мая упал с лошади и… всего лишь сломал себе ногу.

В ссылке на острове Лесбос 9-го августа отошла к Богу свергнутая царица Ирина. Евтихий и все, кому был дорог старый Константинополь, с тех пор чтили в этот день её память, предваряя причисление её к лику святых.

Харун ар-Рашид, расправившись с Бармакидами, сберёг власть всего-то лет на шесть. Подавляя очередное восстание эмиров, он умер во время военного похода.

Новым халифом сделался Мухаммед аль-Амин, сын Зубейды. Сбылась заветная мечта его матери. Все четыре года беспутного правления её сына страну сотрясали гражданские войны, пока его брат, полуперс аль-Мамун, не взял Багдад штурмом и не убил аль-Амина. Халифат неудержимо катился к распаду и гибели.

Ещё через пару лет в бою пал узурпатор Никифор. Слабеющая Византия скатывалась в череду смут, смены императоров и безудержного захвата власти военными.

А ещё через три года со смертью Великого Карла на части распалась его едва рождённая Западная Империя… Евтихий порой думал, как бы сложился мир, если бы он не уничтожил в тот вечер на празднике у Али злосчастный светильник?

Император Карл так и не научился ни грамотно писать, ни говорить по-гречески. Писцом и переводчиком при нём долгие годы состоял еврей Исаак. Ицхак, случайно встречая где-нибудь Евтихия, не здоровался с ним и не замечал его.

Муса Бармак благополучно пережил не только арест и опалу, но и смену ещё трёх повелителей и халифов. До конца дней он сохранял весомое влияние и занимал важнейшие посты в государстве.

Евтихий Медиоланский расследовал ещё не одно загадочное событие, но ничто, годы спустя, не вспоминал он с такой теплотой и грустью, как свою игру в шахматы с достойным и крепким соперником Мусой Бармакидом.

I. «Это — я»

На самом деле ресторанчик в подвале был не плох. Просто Валера воспринимал его через призму скуки как место до заурядности пошлое. По вечерам да ещё в ресторанах такое случается: накопившаяся скука смешивается с шумом и грохотом, и это зовётся ресторанным весельем. Наверху, над входом в ресторан, носился дикий и горячий воздух улицы. Ближе к ночи в общее веселье все чаще лопнувшей струной вонзался то женский визг, то чей-то пьяный окрик, то откуда-то взявшийся детский плач, что доносился, как стало мерещиться Валере, чуть ли не из-за окраины города.

Неожиданно повеяло духами, пахнущими — как странно! — осенним туманом. Валера неторопливо повернул голову. Над входом в зал висел жёлтый диск, изображающий одноглазую луну — клуб так и назывался: «Кривая луна». Луна над дверью бессмысленно кривилась, показывая, что давно уже приучена к странностям ночной человеческой жизни. Так вот, через эту банально декорированную дверь и вошла в клуб она — одинокая и незнакомая.

Она медленно прошла меж столиками, и узкий её силуэт проступил на фоне матового, слегка подсвеченного окна. Порядок мыслей у Валеры отчего-то спутался. Она молча села под тем окном, а Валера, вскакивая к ней, опрокинул стул — так захлебнулся он её серыми глазами и шорохом её шёлка… Да полно! Никакого шёлка не было — её темный жакет сшит из синтетической ткани. Впрочем, она засмеялась, когда кто-то сказал (кажется, именно он, Валера, кто же ещё?) что-то романтичное о шёлке и её глазах. Она ему ответила (да, именно она ответила, вот это Валера твёрдо запомнил):

— Кажется, я вас знаю… Впрочем, мне часто всё кажется! — она легко засмеялась, а потом говорила ещё: — Зоя — запомните, мне это очень важно. Зоя…