Максим Форост - Вперед, государь!

Арлекин, тот парень в камзоле с ромбами, изображавшими заплаты, метнулся к Отелло, от него к Дону Домино.

— Не трогай меня, деревенщина! — прошипел Раймер и врезал ему в плечо.

Коломбина завизжала ещё громче:

— Ай, порвал! Он порвал ему костюм!

Домино подобрал маску, смерил Отелло взглядом и скрылся в лифте. Ошарашенный Арлекин, сидя на корточках, щупал плечо с разорванным рукавом. Коломбина, ахая, кружила вокруг него, то и дело взмахивая руками, как птица. Отелло скалил зубы и, сдерживая себя, бранился на двух языках.

— Это всё из-за Лючинды! — Коломбина вдруг спохватилась. — Я же ей говорила, ивы на платье — плохая примета. Ивушка — вдовье дерево. Да, Доктор?

Доктор молчал. Бригелла отряхивал берет. Кто-то выключил музыку — наверное, искал другой диск или другую радиостанцию.

— Коллега Капитан, — тихо сказал Доктор полковнику, — тебе лучше уйти. Игра стала сильнее нас. Это уже не Игра, это — Сила Обстоятельств.

— Маски! — воззвал вдруг Пьеро. — Игра близится к вершине. Пятистишие стало сбываться!

Здесь неожиданно провыла и смолкла музыка, погас свет и замерли лифты. Фестиваль погрузился во тьму и тишину. Только Франческа, Смеральдина и Коломбина тихонечко ахнули. Позднее передали, что в городе на электроподстанции опять взорвали заложенную бомбу.

В кабинете на Набережной стены выкрашены в имперские жёлтые тона, а длинный стол накрыт жёлто-оранжевым сукном.

— Произошло… непредвиденное, ведь так? — государь через модные очки вопросительно смотрит на Суреняна. — Мы отложили встречу из-за открывшегося у вас ранения, ведь так?

На окнах резиденции — жалюзи. Свет и тени падают косыми полосками. От этого форма на государе кажется пёстрой, пятнистой, камуфляжной.

— Так точно, государь, — Суренян поворачивается на каблуках, не сводя глаз с императора, а тот тихо прохаживается по ковру, явно кому-то подражая.

— Ваш лечащий врач доложил о вашем удовлетворительном состоянии, ведь так? — государь вечно переспрашивает.

С портрета сумрачно глядит на него великий предок, царь Иван VI Шлиссельбургский.

— Так точно, государь, — голос у Суреняна низок и твёрд, в голосе ни тени акцента. На плечах новые генеральские погоны.

Государь наконец определяется и принимает решение.

— Генерал-майор! Ваша задача — стабилизировать каспийское направление и снова овладеть Тарками. Вы принимаете Царёв-Борисовский военный округ. На формирование штаба у вас семьдесят два часа, — государь поднял глаза на табло, — сожалею, теперь только семьдесят. У вас есть просьбы, касающиеся семьи и близких?

— Есть… Никак нет, — Отелло впервые сбился. — Есть выполнять. Просьб нет, государь.

«Что будет, когда завершится Игра судьбами мира? Неужто исчезнет император и великая династия. А с ними страна, которая спасла меня и которую я полюбил. Что же взамен?»

— Нет, вопросов и просьб нет, государь!

Маскировочные шторы опущены. В комнате розовый полумрак, светит торшер.

— Он же слишком старый для тебя, деточка.

— Он много моложе тебя, папуля. Много моложе.

Мягко падает на диван пульт. Телевизор еле бормочет о взрывах в метро и на вокзале.

— Но он же как дикий зверь! Ты разве не видишь?

— Вот и приручу его. Диким он не будет, успокойся.

Тихо гаснут телевизионные каналы. Опять, что ли, теракт на телецентре? Время такое…

— Дезди-джан! — отец не выдерживает. — Ты собралась, что ли, дрессировать его? Запрещаю!

— Не дрессировать. Воспитывать, — дочь внешне спокойна. — Спальня — школа, обед — проповедь. Это то, чего он был лишён всю жизнь.

Отец нервно щёлкает торшером. Прибавляет и убавляет свет. Дочь ходит по комнатам. — «Э, да что она делает? Вещи укладывает?»

— Ты меня до инфаркта доведёшь, клянусь тебе…

Тишина. Дочь остановилась. Молчит упрямо, но как-то ласково.

— Что я решила, то и сделаю, папочка. Я же вся в тебя. Ты меня за это и любишь, — улыбается, обвивает его шею руками, целует.

— Глупая, я люблю тебя вовсе не за что-то. Упрямая. Ты и в этом похожа на мать, — смесь гордости и сожаления в его голосе.

Трезвонит телефон, дочь хватает мобильник, отходит, вся погружается в разговор. — «Кто это, кто ей звонит? Надеюсь, подруга… Да, судя по тону, по голосу — подруга…»

Зажигаются телеканалы. Вот-вот сообщат что-то плохое. Он выключает телевизор.

— Дочь, послушай хоть раз, — просит. — Последний Фестиваль не идёт из ума. С этой новой Игрой что-то не ладно. Я волнуюсь. Этот Раймер вчера по-своему был прав. Что-то случится. А мне до сих пор не ясно, чья главная роль в этой Игре. Говорят… Знаешь, дочь, старые Маски говорят, что так бывает, когда главной ролью Игры становишься ты сам. Это только зрителю в Игре всё понятно. Мир — театр, а люди… Дезди, а может быть, Капитан — новая Маска — это кто-то из нашего круга? Может, это майор Косильцев или тот вечный прапорщик Вягин. А может, и этот твой, как его — неприручённый! Ты понимаешь, Лючинда, чем это может закончиться? Дезди-джан! Ты слушаешь или нет?!

— Поняла, ну всё, договорились! — это она в телефон. Сложила пополам трубку и спрятала. — Что ты говорил, пап? Я была занята.

— Я говорил! — взорвался отец и вскочил, размахивая руками. — Я говорил. Немедленно верни все вещи на место! Ключи от авто положи на стол! Твою кредитную карту я блокирую! Из дома не выходить, вон — диверсии повсюду, — он ткнул рукой в телевизор. — И… и мобильный телефон мне отдай.

— Ну уж нет, — возмутилась та, — мобильник не дам, не устраивай мне тут строгий режим, не надо.

Сенатор весь вечер бушевал и ругался. Ходил по дому и собирал ключи, кредитки и телефоны. Дезди-джан фыркнула, выпила на ночь только воды и закрылась в своей комнате.

Суренян не видел, что Косильцев дежурит у авто на выезде с Набережной. Майор так старался оказаться замеченным, но у Отелло раззвонилась едва разблокированная трубка, и Суренян приник к мобильнику.

— Отец выключил демократию и включил в себе хаестанца, — жаловалась Дезди Бугримова. — Ввёл жёсткий домострой. Всё это так несерьёзно! И так… обидно. Ты слышишь, Отелло?

— Дезди-джан, ласточка, я-я-я что-то сделаю, — от растерянности он почти заикался, — да-да-да, что-то предприму, не волнуйся.

«О как это всё не вовремя, как это не кстати, — он захлопнул трубку и спрятал её в китель. — Вся эта любовь, капризы сенатора, обиды Дезди, женитьба». — Женитьба? Это слово пронеслось в голове впервые.

— Блин, зараза, ну почему всё валится в одну кучу! — Суренян схватился за голову.

— Куда, Отелло Робертович? — не расслышал водитель.

— В министерство.

«Дезди-джан… Стоп, к чёрту! Прости, ласточка… Штаб округа: ну, да, кажется, начальник штаба у меня есть…» — он снова выхватил трубку, набрал номер.