Максим Форост - Вперед, государь!

Померещилось, что Леля с братом мелькнули за чужими спинами и пропали. Кажется, скользнула вдоль затоптанных костров Морена. Русальцы уходили. Вон — на северной дороге сам Кощ Трипетович, он далеко, он в безопасности, вот выхватил из-под холстины огромные гусли, полыхнувшие золотым огнём…

Гром. Волхв ударил по басовым струнам… Под Евтихием заколебалась скала. Что-то полыхнуло в воздухе. Люди шарахнулись и рассыплись в разные стороны. Завизжали и заголосили склавинские женщины.

Посреди пустого поля осталась стоять в полный рост каменная человеческая фигура, кое-где затянутая сизоватым мхом.

20

Князь Акамир был бледен. Он силился не смотреть на каменную статую — было страшно. Зачем-то он, не переставая, говорил и говорил Евтихию, точно оправдывался:

— Ну, не мог же я, — у Акамира сел голос, — не мог же я погнаться за русальцами всей дружиной…

Посреди поля камнем застыл Михайло Потык. Евтихий медленно обходил его, осторожно ощупывая. Ну, камень же, чистый камень. Поодаль толпились, боясь подойти, люди. На лицах мужчин — суеверный ужас. Женщины сдавленно голосили. Долговязый и жилистый Потык стал серым, холодным и твёрдым как камень-песчаник. Лицо искажено в гримасе, рука занесена для удара. Но даже меч и измятая одежда — и те как будто из камня.

— Погнаться за русальцами и жрецом я не мог, Евтихий. Народ меня бы не поддержал, — твердил князь Акамир.

Князь прятал лицо в ладонях. Русальцы сбежали, но увели с собой Лелю и Иоаннушку, а Потык не сумел отбить их. Народ видел всё, что случилось, и теперь причитал в страхе:

— Белый же, весь белый… — кто-то обронил по-гречески. — Прямо точёный камень, застыл весь…

Евтихий прислушался.

— Как это — белый? Кто сказал — белый? Он же серый, как… — Евтихий трогал и ощупывал Потыка. — Наваждение… Каждому видится своё… Но ведь ни одного живого места нет, всюду камень!

Акамир на два шага приблизился:

— Грек, ты пойми меня. В моей склавинии я — повелитель. Но погнаться за жрецом всех склавинов — это война против богов. Это вызов всем склавиниям Эллады. Люди меня отвергнут!

Не слушая его, Евтихий заскочил туда, где у камня было лицо, и выкрикнул:

— Михаил! Проснись, Михаил. Не верь заклятью, не подчиняйся, не давай ему над собой власти. Проснись!

Окаменевший Потык не шевелился. На каменном лице — всё та же гримаса боя, а в разрезе глаз — та же боль.

— Михайло, не поддавайся, — упрашивал Евтихий. — Сам не поддашься — и другие вслед за тобой не поверят. Наваждение пропадёт, сгинет.

— Не поймут меня люди — вот эти женщины и не поймут! — твердил князь Акамир, стараясь даже краем глаза не смотреть на Потыка.

Склавинские женщины той порой заново возливали масло и мёд на кострища богов. Там, где угли были ещё горячи, масло в мгновение ока вспыхивало. Женщины с трепетом смотрели на кумиры богинь и запевали обрядовые песни. Искры уносились вверх и тонули в столбе дыма.

— Михаил! — Евтихий ударил Потыка по щеке, боль от удара по камню пронзила руку до локтя. — Ты слышишь меня, ты видишь, ты говоришь. Заклятье не имеет над тобой власти — как же ты это забыл?! — Евтихий с горечью выкрикнул. — Ты же крещёный.

Из княжеского окружения вышли к кострам несколько мужчин. Они оттеснили женщин и стали мстительно затаптывать костёр Ящера-Велеса. На оскал каменного звероящера они предпочитали не оглядываться. Княжеский трубач робко подул в турий рог, видимо, надеялся одной магией одолеть другую.

— Евтихий, выслушай! — Акамир пробовал отвлечь грека. — Я уже приказал сломать идол Ящера. После того, что было, мы не станем чтить Ягора-Велеса. Ты слышишь? — Акамир искал поддержки. — Оставь, грек, Потыка уже не вернёшь…

Евтихий, не слушая, тряс каменного Потыка и что-то говорил ему. По лицу Евтихия струился пот.

— Я сейчас прикажу — ты слышишь меня? — прикажу вместо Ящера, — Акамир прятал глаза, — поставить другого бога, поблагороднее. Не знаю ещё которого — может, Громобоя, владыку молний-перунов 3 3 Подлинная языческая реформа у славян, хотя и проведённая в другое время и в другом месте. Статуя Ящера, стоявшая в окружении статуй богинь Лады и Лели, была заменена статуей Перуна в Новгороде в середине Х века. ? Но старухи-то всё равно будут чтить Велеса. Даже тайком от меня.

Евтихий схватил окаменевшего Потыка за плечи:

— Где твой крест, князь Михайло? Очнись! — он срывал голос. — Где твой крест?

Ища крестик, он водил рукой по каменному воротнику Потыка. Не находил. Отступил, разглядывая трещинки. Камень-песчаник казался таким, будто простоял здесь века. Мох бежал по складкам окаменевшей одежды. Евтихий сорвал с себя нательный крестик и, путаясь в шнурке, надел его на Потыка.

Отвернулся.

За спиной чувствовался холод камня. Но вдруг человек застонал в голос, Михайло Потык с плачем повалился на землю. Акамир, побледнев больше прежнего, в ужасе отскочил и затеребил вышивки-обереги на сорочке. Потык выл белухой и катался по земле, терзая на щеках бороду и голося во всё горло:

— Они увели-и! Они всё же увели-и их!

К нему бросился Евтихий, склонился, удержал его за плечи и не столько поднял Потыка, сколько усадил на земле. Вокруг метались и суетились люди. Одни в страхе разбежались, другие из любопытства полезли вперёд. Акамир оглядывался на тех и других, тщетно ища трубача с турьим рогом.

— Каменный князь Потык ожил?

Потык вдруг вскочил на ноги.

— Я восемнадцать лет служу тебе — wieroju ta prawdoju! — выкрикивал он Акамиру, путая склавинские слова и греческие. — Ja zh za radi tebia кровь мою проливал, krew liwal , а клятву тебе не порушил. De zh je twoja prawda, княже, где ж твой закон? Зачем моего врага выпустил, князь? De zh je moiy dzetchi, de moi syn ta moia doch, Okamere? Или ты не князь надо мной боле?

— Потык, Потык, мы похитителей догоним, клянусь тебе, кровью моей клянусь, — торопился Акамир. — А Ящера немедленно велю свалить. Nie bogh on nam bole, Potyche! Не бог он нам, и мне более не надобен.

Понимая их через слово, Евтихий вглядывался им в лица и соображал:

«Так, третий кумир они свергают. Постой-ка… Остались же Лада с Лелей, две старые богини…»

— Остановитесь! — он перебил их. — Жрец будет рассуждать так же, как вы. Ящер до поры ему не надобен. Его культ не оправдал себя! Акамир, где почитают ваших богинь, но без Ящера?

Акамир, нахмурясь, повернулся:

— Везде, — он, наконец, обронил.

— Нет, не везде, — не согласился Евтихий. — Где-то есть особое место, там их почитание сильно настолько, что… культ Ящера попросту не нужен. Где это?